Дельфийский оракул назвал его мудрейшим из людей, а он был скромен и прост, верный служитель Богов, Отечества, чести и справедливости. А ещё Сократ умел задавать вопросы. Вопросы о главном.

Афины, пятое столетие до нашей эры — время Перикла, Фидия, Софокла, золотой век греческой культуры.

В бедной семье каменотеса и повитухи родился мальчик, Сократ. В Афинах шли в те дни знаменитые Фаргелии — праздник, посвящённый рождению Аполлона и Артемиды. Появиться на свет в такое время считалось событием символическим, и новорождённый, естественно, попадал под покровительство высокочтимого в Афинах Аполлона, бога муз, искусств и гармонии.

В молодости Сократ работал вместе со своим отцом и его даже считали неплохим ваятелем. Потом учился музыке, математике, астрономии.

Увлечение красноречием привело его к знакомству с самой Аспазией, супругой афинского правителя Перикла, прославившейся красотой и любовью к философии. Многие годы спустя Сократ вспоминал уроки риторики у Аспазии и то, как за свою забывчивость получал от неё подзатыльники.

Юность пролетела быстро, и вот уже Сократ вместе с другими молодыми афинянами произносит слова гражданской присяги: «Я не посрамлю священного оружия и не покину товарища, с которым буду идти в строю, но буду защищать и храмы и святыни — один и вместе со многими. Отечество оставлю после себя не умалённым, а большим и лучшим, чем сам его унаследовал. И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и повиноваться установленным законам, а также и тем новым, которые установит согласно народ. И если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду защищать их и один и вместе со всеми. И я буду чтить отеческие святыни».

Всю жизнь Сократ будет верен клятве и своему долгу перед родиной. Будет храбрым солдатом на полях сражений Пелопонесской войны и скромным философом на службе справедливости у своих любимых соотечественников.

Внешность Сократа сложно назвать привлекательной. Скорее он был некрасив. Невысокого роста, со вздёрнутым носом, толстыми губами и шишковидным лбом, лысый, он напоминал комическую театральную маску. Ходил всегда босой и в старом хитоне. Такой вид был столь обычен для Сократа, что его восторженный слушатель Аристодем, увидев однажды учителя в сандалиях, был удивлён. Выяснилось, что Сократ «принарядился» на пир к поэту Агафону по случаю его победы в Афинском театре.

В «Пире» Платона афинский полководец Алкивиад, описывая Сократа на военной службе, говорит следующее: «Выносливостью он превосходил не только меня, но вообще всех. Когда мы оказывались отрезаны и поневоле, как это бывает в походах, голодали, никто не мог сравниться с ним выдержкой».

Он не обладал особыми талантами — не писал поэм, не побеждал на Олимпийских играх, не владел тонкостями ораторского искусства. Он не мог похвастать ничем из того, что в то время ценили люди. Но один бесценный дар у него был. Дар Собеседника. Умение слушать и слышать. Задавать вопросы, искать верный путь в лабиринтах мысли и вместе с человеком открывать наконец истину.

«Если бы я хотел починить башмак, к кому я должен обратиться?» — «К сапожнику, о Сократ», — искренне отвечали простодушные юноши. Тут-то всё и начиналось. Далее мог последовать, например, вопрос «А кто должен чинить Корабль Государства?».

Его загадочная манера разговаривать доверительно, интимно, дружески и вместе с тем иронически приводила в смущение собеседников. Сократ говорил о том, что такое красота, справедливость, дружба, мудрость и храбрость. Он учил, как жить по совести и в согласии с гражданским долгом. Как почитать богов, уважать законы, верить в бессмертие души.

«Относительно души человеческой, которая более чем что-либо другое в человеке причастна божеству, известно, — говорил Сократ, — что она царствует в нас, но мы её не видим. Вдумываясь во всё это, человек не должен презрительно относиться к невидимому; напротив того, должен познавать его действия в явлениях и чтить божественную силу».

Одно из самых знаменитых высказываний Сократа — «Я знаю только то, что ничего не знаю». Доказательство его необычайной простоты и скромности. Он считал себя лишь стремящимся к божественной Мудрости. И Путь от Человека к Богу видел бесконечно длинным — и всё же одолимым.

Один из учеников спросил Сократа: «Объясни мне, почему я ни разу не видел на твоём челе признаков печали? Ты всегда в хорошем настроении». Сократ ответил: «Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы это утратил».

С женщинами Сократу не слишком везло, хотя он и был женат дважды. Имя Ксантиппы стало нарицательным для обозначения сварливой, вечно чем-то недовольной жены. Алкивиад как-то заметил ему, что ругань Ксантиппы невыносима. «А я к ней привык как к вечному скрипу колеса. Переносишь же ты гусиный гогот?» — сказал Сократ. «Но от гусей я получаю яйца и птенцов к столу», — усмехнулся Алкивиад. «А Ксантиппа рожает мне детей», — был ответ.

О Мирте, второй супруге Сократа, известно мало. Зато все знают его слова по поводу брака, ставшие крылатыми: «Женись несмотря ни на что. Попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая — станешь философом».

Как часто своим чувством юмора он приводил в негодование сильных мира сего! Иронизируя как-то раз над всевластием афинского демоса, который своим решением превращал незнающих людей в стратегов, Сократ, когда зашла речь о нехватке лошадей, посоветовал и этот вопрос решить на народном собрании — путем голосования превратить ослов в лошадей.

Однако подобные выпады Сократа никогда не означали его желания заменить демократию какой-либо иной политической формой. Речь шла, скорее, о необходимости совершенствования демократии, о возможности иметь компетентное правление. «В государствах те правители самые лучшие, которым граждане наиболее обязаны повиновением законам. И то государство, в котором граждане наиболее повинуются законам, счастливо во время мира и незыблемо во время войны».

Лекторской кафедрой Сократу служил весь город. Иногда агора, рыночная площадь, иногда лавка ремесленника, иногда обычная афинская улочка с видом на Парфенон. Его собеседником мог стать любой, Сократ не делал различий между людьми. «Да будет вам известно, что ему совершенно не важно, красив человек или нет, — читаем у Платона в „Пире“, — вы даже не представляете себе, до какой степени это безразлично ему, — богат ли он и обладает ли каким-нибудь другим преимуществом, которое превозносит толпа».

Однажды Сократ палкой преградил путь молодому незнакомому человеку и поинтересовался: «Куда нужно идти за мукой и за маслом?» Юноша бойко ответил: «На рынок». — «А за мудростью и добродетелью?» Собеседник был смущён и не знал, что сказать. «Следуй за мной, я покажу!» — улыбнулся Сократ. Такой была встреча с Ксенофонтом, который стал не только его другом и учеником, но и будущим биографом.

«Когда я слушаю Сократа, сердце мое бьётся сильнее, а из глаз моих от его речей текут слезы... он приводил меня часто в такое состояние, что мне казалось, — нельзя больше жить так, как я живу» — под этими словами знаменитого Алкивиада могли бы подписаться многие собеседники Сократа.

Гетера Ламия сказала с улыбкой: «Поклонники твоей мудрости, Сократ, не расстаются с тобой. И всё-таки я сильнее тебя: ведь ты не можешь отбить у меня моих друзей, а я, стоит мне захотеть, переманю к себе твоих». Сократ ответил: «Вполне понятно: ведь ты ведёшь их под гору порока, а я заставляю карабкаться на гору добродетели, а это слишком трудная дорога».

У Сократа было много друзей. Но ещё больше у него было врагов. Эти люди не желали становиться лучше, чем они были. Однажды они решили, что легче заставить замолчать Сократа при помощи яда цикуты, чем избавляться от того зла, на которое указывал философ.

Донос на Сократа был подписан поэтом-трагиком Мелетом, «молодым и неизвестным, с гладкими волосами, скудной бородкой и крючковатым носом».

«Это обвинение написал и клятвенно засвидетельствовал Мелет, сын Мелета, пифеец, против Сократа, сына Софрониска... Сократ обвиняется в том, что он не признает богов, которых признает город, и вводит других, новых богов. Обвиняется он и в развращении молодежи. Требуемое наказание — смерть». Сократ должен был явиться в суд и выступить в собственную защиту.

Пятьсот один — таково было число присяжных, которые судили Сократа. Среди них были горшечники, оружейники, портные, повара, плотники, корабельщики, мелкие торговцы, учителя, музыканты — все те, с кем на площадях и базарах вступал в разговоры Сократ.

Конкретных обоснованных обвинений не было. Сократ сражался с тенями и слухами.

Ему было уже за 70. Он не пытался разжалобить присяжных своей бедностью, старостью, тремя детьми, которые останутся сиротами, и единственное ораторское искусство, на которое он был способен, — это говорить правду.

Сократ вспомнил о том, что, когда был воином, он, верный приказу, всегда оставался на посту. «Теперь, когда Бог поставил меня в строй, обязав, как я полагаю, жить, заниматься философией, испытуя самого себя и людей... было бы так же позорно оставить строй, как прежде во время сражения... Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее Бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу... И я думаю, что во всём городе нет у вас большего блага, чем мое служение Богу».

Нетерпеливо слушали присяжные, как старый мудрец сравнивал себя с оводом, которого Бог приставил к государству афинскому: «Но очень может статься, что вы, рассердившись, как люди, внезапно разбуженные от сна, прихлопните меня и с лёгкостью убьёте... Тогда вы всю остальную вашу жизнь проведёте в спячке, если только Бог, заботясь о вас, не пошлет вам ещё кого-нибудь».

Жак-Луи Давид. Смерть Сократа . 1787

Присяжные вынесли смертный приговор. За оправдание Сократа был подан 221 голос, против — 280.

Сократ остался спокоен. Он сказал, что природа с самого рождения обрекла его, как и всех людей, на смерть. А смерть есть благо, ибо она даёт возможность душе встретиться в ином мире с душами великих мудрецов и героев прошлого. «Уже пора идти отсюда, — закончил он, — мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме Бога».

Когда его друг Аполлодор, со слезами на глазах возмущался несправедливым судебным решением, Сократ быстро успокоил его: «А тебе приятнее было бы видеть, что я осужден справедливо?»

Месяц ожидал философ в тюрьме исполнения приговора. Ежедневно его навещали преданные ученики, друзья. Предлагали планы побега. Сократ был непреклонен. Он хотел встретить смерть достойно и не противиться решению афинян. Он был верен клятве, которую давал на заре своей молодости и слишком любил родной город, чтобы ради спасания жизни позволить себе нарушить законы Афин и собственные обеты.

на журнал «Человек без границ»

Люди как боги. От Сократа до Александра.

Разговоры Сократа

Сократ любил повторять: - Моя мать Файнарета была повивальной бабкой. Она всю свою жизнь помогала афинским женщинам при появлении на свет новых ребятишек. Я же ставлю своим собеседникам множество вопросов, тем самым помогая им рождать собственные мысли! Следовательно, я тоже неустанно занимаюсь повивальным делом!

Афинянин Сократ (470 - 399 гг. до н.э.) был некой блистательной серединой между мыслителями-материалистами и мыслителями-идеалистами. Подобно тому, как Протагор был выходцем из простого народа и в молодости работал дровосеком, Сократ был сыном камнереза и повивальной бабки. Некрасивый и простоватый на вид, но честный и мудрый человек, Сократ стал подлинным героем Древнего Мира и героем бесчисленных художественных произведений от диалогов его ученика Платона и позднейшего биографа Ксенофонта до немецкого поэта и драматурга нашего века Б. Брехта.

Я вновь предлагаю вам отрывок из "Занимательной Греции" М.Л. Гаспарова, представляющий прежде всего потрет Сократа в, так сказать, "лица необщем выраженье". Портрет этот создан на основе как книг Платона и Ксенофонта, так и других дошедших до нас текстов вплоть до анекдотов. Афиняне удивлялись, восхищались, негодовали, слушая софистов. И только один человек, оборванный и босой, был спокоен и добродушен. Он улыбался и говорил: "Не пугайтесь, граждане. Пусть Горгий сколько угодно доказывает, что нет никакой разницы, почитать стариков или поедать стариков, но предложите-ка ему самому убить и съесть старика, и он откажется, как и вы. А вот интересно - почему?"

Это был Сократ, знаменитый афинский мудрец и чудак. Вид у него был смешной: лысый череп, крутой лоб, курносый нос, толстые губы. Когда-то в Афины приехал ученый знахарь, умевший по чертам лица безошибочно угадывать характер. Его привели к Сократу - он сразу сказал: "жаден, развратен, гневлив, необуздан до бешенства". Афиняне расхохотались и уже хотели поколотить знахаря, потому что не было в Афинах человека добродушнее и неприхотливее, чем Сократ. Но Сократ их удержал: "Он сказал вам, граждане, истинную правду: я действительно смолоду чувствовал в себе и жадность, и гнев, но сумел взять себя в руки, воспитать себя - и вот стал таким, каким вы меня знаете".

Жил он бедно, ходил в грубом плаще, ел что попало. Объяснял: "Я ем, чтобы жить, а остальные живут, чтобы есть". И еще: "Говорят, что боги ни в чем не нуждаются; так вот, чем меньше человеку надо, тем больше он похож на бога". Гуляя по рынку, он приговаривал: "Как приятно, что есть столько вещей, без которых можно обойтись!" Ему присылали подарки - он отказывался. Жена его Ксантиппа злилась и бранилась - он объяснял: "Если бы мы брали всё, что дают, нам бы ничего не давали, даже если бы мы просили". Ксантиппа попрекала его бедностью: "Что скажут люди?" Он отвечал: "Если люди разумные, то им всё равно; если неразумные, то нам всё равно". Ксантиппа жаловалась, что ей не в чем выйти посмотреть на праздничное шествие. Он отвечал: "Видно, ты не так хочешь на людей посмотреть, как себя показать?" Она ругалась - он улыбался; она окатывала его водой - он отряхивался и говорил: "У моей Ксантиппы всегда так: сперва гром, потом дождь".

Мудрецом его объявил сам дельфийский оракул. Был задан вопрос: "Кто из эллинов самый мудрый?" Оракул ответил: "Мудр Софокл, мудрей Еврипид, а мудрее всех Сократ". Но Сократ отказался признать себя мудрецом: "Я-то знаю, что я ничего не знаю"... Любимым его изречением была надпись на дельфийском храме: "Познай себя самого"*. Иногда он замолкал среди разговора, переставал двигаться, ничего не видел и не слышал - погружался в себя. Однажды он простоял так в одном хитоне целую холодную ночь с вечера до утра. Когда потом его спрашивали, что с ним, он отвечал: "Слушал внутренний голос". Он не мог объяснить, что это такое; он называл его "демоний" - "божество" и рассказывал, что этот голос то и дело говорит ему: "не делай того-то" - никогда: "делай то-то".

Иногда речь идет о большом и важном, а иногда о пустяках. Например, шел он с учениками к рынку, и демоний ему сказал: "Не иди по этой улице"; он пошел по другой, а ученики не захотели и потом пожалели: в узком месте на них выскочило стадо свиней, кого сбило с ног, а кого забрызгало грязью. Вот такой внутренний голос, полагал Сократ, есть у каждого, хоть и не каждый умеет его слышать. Этим голосом и говорит тот неписаный закон, который сильнее писаных. Оттого и Горгий, как бы он там ни рассуждал, никогда старика не убьет и не съест. А это главное - не то, что мы думаем, а то, что мы делаем. Ведь о столяре мы судим не по тому, как он рассуждает о столах и стульях, а по тому, хорошо ли он их сколачивает.

Философ может очень красиво описывать, как из атомов слагаются и земля, и небо, и звезды, но пусть попробует он в доказательство сделать хотя бы самую маленькую звезду! Нет? Так не будем говорить о мироздании, а будем говорить о человеческих поступках: здесь мы можем не только рассуждать, что такое хорошо и что такое плохо, а и делать хорошо и не делать плохо. Этому тоже надо учиться - как всему на свете. Есть ремесло плотника, есть ремесло скульптора; быть хорошим человеком - такое же ремесло, только гораздо более нужное. Ради него-то и бросил Сократ все другие ремесла и зажил бедняком и чудаком. Ремесло это - в том, чтобы знать, что такое справедливость, благочестие, храбрость, дружба, любовь к родителям, любовь к родине и тому подобное. Именно знать: если человек знает, что такое справедливость, он и поступать будет только справедливо... Надо постараться перебрать все возможные жизненные случаи и о каждом спросить себя: справедливо или несправедливо?... (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 209 - 212.)

Автором этого изречения, начертанного на храме Аполлона в Дельфах, по традиции считался спартанец Хилон, один из семи греческих мудрецов. Приведу любопытное стихотворение неизвестного поэта, в котором обыгрываются известные всей Греции афоризмы этой "великолепной семерки":

Семь мудрецов называю: их родину, имя, реченье. "Мера важнее всего!" - Клеобул говаривал Линдский; В Спарте - "познай себя самого!" - проповедовал Хилон; "Сдерживай гнев", - увещал Периандр, уроженец Коринфа; "Лишку ни в чем", - поговорка была митиленца Питтака; "Жизни конец наблюдай", - повторялось Солоном Афинским; "Худших везде большинство", - говорилось Биантом Приенским; "Ни за кого не ручайся", - Фалеса Милетского слово.

Мудрецы эти были уважаемы в древности, как уважаемы античностью более всего были красота и мудрость (София), отчего и появилось название науки - "философия", т.е. "любовь к мудрости". А знаете, что сказали все мудрецы, когда их спросили, что на свете труднее всего? "Труднее всего, - ответили они, - познать самого себя, а легче всего - давать советы другим". Так что Сократ всю жизнь занимался самым трудным делом - познанием себя. Примечание М.Л. Гаспарова.)

Итак, философия по Сократу призвана совершенствовать человека. И главным делом Сократа стали разговоры с людьми, в которых он задавал своим собеседникам наводящие вопросы и тем самым как бы подводил их к самопознанию. В основе его гуманистического оптимизма лежит идея, что каждый в равной мере способен к добродетели, поскольку каждому дана возможность достичь мудрости.

Основная деятельность Сократа протекала в период Пелопоннесской войны, т.е. в самое опасное время для свободномыслящего человека. А Сократ не только свободно мыслил, но и не скрывал этого, раздавая по заслугам и старомодным аристократам, и новомодным софистам. Поэтому, несмотря на то, что у него было много друзей и учеников, врагов тоже хватало.

Кстати, о друзьях и учениках. Сократ никогда ничего не записывал из того, о чем думал и что говорил.. Это сделали за него ученики, и прежде всего Платон. Платон был сам великий мыслитель. Может быть, именно это и помешало ему записать разговоры Сократа в чистом виде: слишком много в речах Сократа от самого Платона. Получилось, как говорил у Булгакова Иешуа о Левии Матвее: "Ходит, ходит за мной с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я раз заглянул в этот пергамент и ужаснулся".

Сократ, сравнивавший себя с оводом, непрерывно жалящим могучего, но обленившегося коня - афинский народ, конечно, не мог не накликать на себя беду. Когда, после недолгой реставрации олигархии, в Афинах вновь воцарилась демократия, Сократа, не раз нелицеприятно высказывавшегося против как раз тех сильных мира сего, что заняли сейчас руководящие кресла, привлекли к суду. Судили его, - продолжает рассказ М.Л. Гаспаров, - за то же, за что судили тридцать лет назад Анаксагора и двенадцать лет назад Протагора. Его обвиняют в том, что он портит нравы юношества и вместо общепризнанных богов поклоняется каким-то новым... - Сократ - враг народа, - говорят одни... - Сократ - друг народа, - говорят другие... - Сократ - чудак и насмешник, - соглашаются и те и другие. - Он задает вопросы и не дает ответов; сколько ни отвечай, а все чувствуешь себя в тупике.

Другие философы говорят: "думай то-то!", он: "думай так-то!" Додумаешься до чего-нибудь, скажешь ему, а он переспросит раз, и видишь: нужно дальше думать. А нельзя же без конца думать, надо когда-то и дело делать. Начнешь, недодумав, а он улыбается: "не взыщи, коли плохо получится". Понятно, что так ни дома, ни государства не наладишь. Интересно с ним, но неспокойно...

Но вот обвинители кончили, и Сократ встает говорить защитительную речь. Все прислушиваются. "Граждане афиняне, - говорит Сократ, - против меня выдвинуты два обвинения, но оба они такие надуманные, что о них трудно говорить серьезно. Наверное, дело не в них, а в чем-то другом. Говорят, будто я не признаю государственных богов. Но ведь во всех обрядах и жертвоприношениях я всегда участвовал вместе со всеми, и каждый это видел. Говорят, будто я поклоняюсь новым богам, - это про то, что у меня есть внутренний голос, которого я слушаюсь. Но ведь верите же вы, что дельфийская пифия слышит голос бога и что гадателям боги дают знамения и полетом птиц и жертвенным огнем; почему же вы не верите, что и мне боги могут что-то говорить? Говорят, будто я порчу нравы юношества. Но как? Учу изнеженности, жадности, тщеславию? Но я сам ведь не изнежен, не жаден, не тщеславен. Учу неповиновению властям? Нет, я говорю: "Если законы вам не нравятся, введите новые, а пока не ввели, повинуйтесь этим". Учу неповиновению родителям? Нет, я говорю родителям: "Вы ведь доверяете учить ваших детей тому, кто лучше знает грамоту; почему же вы не доверяете их тому, кто лучше знает добродетель?" Нет, афиняне, меня здесь привлекают к суду по другой причине, и я даже догадываюсь, по какой. Помните, когда-то дельфийский оракул сказал странную вещь: "Сократ - мудрее всех меж эллинов". Я очень удивился: я-то знал, что этого быть не может, - ведь я ничего не знаю. Но раз так сказал оракул, надо слушаться, и я пошел по людям учиться уму-разуму: и к политикам, и к поэтам, и к гончарам, и к плотникам. И что же оказалось? Каждый в своем ремесле знал, конечно, больше, чем я, но о таких вещах, как добродетель, справедливость, красота, благоразумие, дружба, знал ничуть не больше, чем я. Однако же каждый считал себя знающим решительно во всем и очень обижался, когда мои расспросы ставили его в тупик. Тут-то я и понял, что хотел сказать оракул: я знаю хотя бы то, что я ничего не знаю, - а они и этого не знают; вот почему я и мудрее, чем они. С тех самых пор я и хожу по людям с разговорами и расспросами: ведь оракула надо слушаться. И многие меня за это ненавидят: непрятно ведь убеждаться, что ты чего-то не знаешь, да еще столь важного. Эти люди и выдумали обвинение, будто я учу юношей чему-то нехорошему. А я вовсе ничему не учу, потому что сам ничего не знаю; и ничего не утверждаю, а только задаю вопросы и себе и другим; и, задумываясь над такими вопросами, никак нельзя стать дурным человеком, а хорошим можно. Потому я и думаю, что совсем я не виноват".

Судьи голосуют... Они признают Сократа виновным, но лишь малым перевесом голосов. Теперь надо проголосовать за меру наказания. Закона на такие случаи нет: обвинитель должен предложить свою меру наказания, обвиняемый - свою, а суд - выбрать. Обвинители свою уже предложили: смертную казнь. Пусть Сократ со своей стороны предложит достаточный штраф, и наверняка он этим и отделается.

Но Сократ говорит: - Граждане афиняне, как же я могу предлагать себе наказание, если я считаю, что я ни в чем не виноват? Я даже думаю, что я полезен государству тем, что разговорами своими не даю вашим умам впасть в спячку и тревожу их, как овод тревожит зажиревшего коня. Поэтому я бы назначил себе не наказание, а награду - ну, например, обед за казенный счет, потому что я ведь человек бедный. А то какой же штраф могу я заплатить, если всего добра у меня и на пять мин (Древнегреческие монеты исчислялись по весу: драхма - столько серебра, за сколько можно купить барана или бочку ячменя; мина - столько бронзы, за сколько можно купить один обол серебра; обол же - столько, сколько весят 12 ячменных зерен. Примечание М.Л. Гаспарова.) не наберется? Пожалуй, одну мину как-нибудь заплачу, да еще, может быть, друзья добавят.

Это уже похоже на издевательство. Народ шумит, судьи голосуют и назначают Сократу смертную казнь. Приговоренному предоставляется последнее слово. Он говорит: - Я ведь, граждане, старый человек, и смерти мне бояться не пристало. Что приносит людям смерть, я не знаю. Если загробного мира нет, то она избавит меня от тяжкой дряхлости, и это хорошо; если есть, то я смогу за гробом встретиться с великими мужами древности и обратиться со своими расспросами к ним, и это будет еще лучше. Поэтому давайте разойдемся: я - чтобы умереть, вы - чтобы жить, а что из этого лучше, нам неизвестно.

Его казнили не сразу: был праздничный месяц, и все казни откладывались. Друзья предлагали ему бежать из тюрьмы; он сказал: "Зачем? Чтобы нарушить закон и вправду заслужить наказание? И куда? Разве есть такое место, где не умирают?" Ему сказали: "Но ведь больно смотреть, как ты страдаешь незаслуженно!" Он ответил: "А вы бы хотели, чтобы заслуженно?" Казнили в Афинах ядом. Сократу подали чашу - он выпил ее до дна. Друзья заплакали - он сказал: "Тише, тише: умирать надо по-хорошему!" Тело его стало холодеть, он лег. Когда холод подступил к сердцу, он сказал: "Принесите жертву богу выздоровления". Это были его последние слова. (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 225 - 228.)

Правдивость Сократа и его ирония, его мужество в жизни и смерти, обеспечили ему бессмертие. Как отдельные философы, так и целые школы в античной философии, пусть очень часто далеко уходя от методов и взглядов Сократа, всё же развивались под знаком его учения. Их так и называли - сократиками. Среди них были представители различных, более поздних течений философской мысли: киники, киренаики, стоики, разумеется, Академия, созданная Платоном, и Ликей, открытый Аристотелем. Так, стоик Эпиктет считал, что Сократ относился к жизни легко, как к игре в мяч. Основатель неоплатонизма Плотин тоже трактовал Сократа, как игрока. Уже в древности многие считали, что смерть Сократа - это смерть, прежде всего, тех, кто погубил его. Философ и историк Диоген Лаэртский посвятил памяти Сократа следующую знаменательную эпиграмму:

Пей на Олимпе нектар, о Сократ! Боги всемудрые мудрым тебя объявили, Твои ж афиняне, тебе протянувшие яд, Сами устами твоими его и испили.

Христианство практически тоже героизировало Сократа. И греческая патристика, и "последний римлянин-первый христианин" Аврелий Августин считают мудрость Сократа и его тягу к истине предшественниками христианской. Великий же философ Гегель даже сближал Сократа с Христом, замечая в связи с казнью древнего мыслителя: "Великий человек хочет быть виновным и принимает на себя великую коллизию. Так Христос пожертвовал своей индивидуальностью, но созданное им дело осталось"

Крупнейший представитель экзистенциализма Карл Ясперс, определивший период с VIII по II вв. до н.э. как "осевое время" человечества, считает Сократа одним из создателей этого времени и сравнивает его по масштабам личности и дела с Буддой, Конфуцием и Христом.

Чтобы по-настоящему понять деятельность Сократа, надо не только изучить всего Платона, надо вспомнить все выше сказанное о софистах и о морали. Что такое доблесть, каков идеал настоящего гражданина и человека? Обычный человеческий: приносить пользу государству и ближним и бороться с врагами или скептический идеал софистов?

Вспомним, что мы узнали о разговорах Сократа, о его методе вести диалог. Здесь именно и находится его величие: искусству риторики, умению логически безупречно построить свое доказательство любой мысли он противопоставил искусство диалектики, когда любой довод может быть подтвержден или опровергнут, и лишь в этом споре, пробудившем мысли согражданина, и родится истина о доблести, столь искомая и желаемая всеми. В этой диалектической полемике только и может возникнуть божественный логос (Слово, Мудрость, Любовь), который один способен и одухотворить наши искания, и приблизить нас к истине.

Софистам противостоит знаменитый греческий философ Сократ Афинский. В отличие от них, он считал, что истина, как солнце в небе, все освещающее и всех согревающее, может быть только одна. Она едина для всех и существует вне нас и независимо от наших желаний. Не мы ее придумали, и не нам ее отменять. Эта истина была до нас и будет всегда. Где бы ни жил и кем бы ни был человек, он не может не подчиняться ей.

Как, например, всех людей, совершенно различных, объединяет то, что все они рождаются и умирают, радуются и печалятся, дышат и ощущают биение своего сердца, так же все мы едины и нет меж нами различий перед лицом одной истины, разлитой во всем, все освещающей и пульсирующей в каждой человеческой душе. Если кто-то и вздумает утверждать, что он не подчиняется ей, не признает ее, что у него своя индивидуальная истина, это будет самообманом, попыткой отвернуться от неизбежного. Невозможно никому из нас, считал Сократ, отказаться от этой общей для всех нас истины, как нельзя отказаться от того, например, что ты человек, как нельзя отказаться от собственных глаз, рук и ног, сердца и разума.

Что же это за истина? Где она? Чем является? Отвечая на эти вопросы, Сократ говорит, что было бы слишком самонадеянно кому-либо из смертных полагать, что он наверняка знает эту истину и точно может сказать, что она из себя представляет. Единственное, что мы можем утверждать, – это то, что истина такая есть. Но говорить, что она есть нечто определенное, всем известное, раз навсегда найденное и установленное, невозможно. Скорее даже, наоборот, единственное, о чем мы знаем точно, – это о собственном незнании, о трудностях, которые встают перед нами при попытках что-либо познать. Поэтому одним из известнейших изречений Сократа было: «Я знаю, что ничего не знаю». Но наше незнание истины вовсе не означает, что ее нет. Мы просто не знаем, какая она, и насущной задачей каждого человека как раз и является поиск этой реально существующей, единой для всех, но не известной вполне истины.

Причем искать ее любой из нас должен самостоятельно, потому что ни один человек, каким бы уважаемым он ни был, не может точно знать, что есть истина, и на этом основании вести за собой других. А самостоятельный поиск всегда наполнен сомнениями, противоречиями и долгими размышлениями, но только таким способом – тернистым и многотрудным – человек может если не обрести истину, то хотя бы приблизиться к ней. Этот метод получил название эвристический (от греч. heurisko – нахожу). Философ, говорит Сократ, должен содействовать ищущему в его начинаниях: не предлагая готовых ответов, он всего лишь помогает ему сориентироваться в необъятной стихии мыслей и идей, в которую вступает желающий найти что-либо истинное. Поэтому сократический метод также является майевтикой (от греч. maieutikē – повивальный, т. е. относящийся к помощи при родах): философ оказывает помощь рождению истины, но его участие в этом отнюдь не решающее, так как она все же должна рождаться сама в душе и разуме человека.

Но будут ли люди заниматься поиском какой-то неведомой и далекой истины, если повседневная жизнь прекрасно понятна им и для нее совсем не требуется никаких особых раздумий? Допустим, человек зарабатывает достаточно денег, чтобы безбедно существовать, имеет почет и уважение в обществе, у него привычные занятия и уверенность в завтрашнем дне. Он утром идет на работу и неплохо выполняет свое дело, получая от этого немалое удовольствие, вечером возвращается к своему очагу, где ждет его наслаждение отдыхом. Чего же более? Зачем размышлять о смысле жизни, своем предназначении, о долге, добродетели и еще неизвестно о чем, если все и так достаточно хорошо? Обычное течение жизни уводит человека от этих мыслей, заслоняет их собой, тогда как они, быть может, и являются главными, а все повседневное – суета и вздор, иллюзия жизни, неподлинность существования. Сократ считал необходимым постоянно напоминать людям, что помимо привычных дел есть заботы высшего порядка, иначе мы окончательно погрязнем в земной рутине и напрочь забудем о настоящем, истинном и нетленном, тем самым потеряв право называться именем человека – существа разумного, а потому не могущего не размышлять о возвышенном и вечном. Он сравнивал себя с оводом, который больно жалит спокойно пасущуюся на лугу лошадь, не давая ей стоять на месте, медленно тучнеть, жиреть и пропадать зря. В своих беседах афинский мыслитель тонко подводил слушателей к пониманию того, что никто не может быть вполне доволен своей жизнью и самим собой, что нет пределов вопросам, сомнениям и стремлению к более совершенному. При этом он использовал приемы и методы, к которым часто прибегали софисты: ставил человека в мыслительное затруднение, озадачивал его противоречиями, заставлял усомниться в очевиднейшем и предположить невозможное. Только софистика ставила своей целью смутить человеческий ум, сбить его с толку, чтобы показать относительность и субъективность всего, Сократ же делал то же самое для того, чтобы через сомнения и мыслительные тупики подтолкнуть человека к поиску объективной и вечной истины.

Понятно, что такие его «приставания» далеко не всем были по душе. И как лошадь стремится прихлопнуть назойливого овода, так и афиняне решили избавиться от беспокойного философа, который своими вопросами «портил» людям беззаботную жизнь. Против Сократа организовали судебный процесс, обвинив его в нечестии, – будто бы он не почитает государственных богов, не уважает традиций и развращает юношество. Понятно, что он не делал ни того, ни другого, ни третьего, однако его осудили слишком жестоко: Сократ выпил чашу с ядом. После казни философа его сограждане тут же раскаялись и воздали ему всяческие почести, как, впрочем, всегда бывает в таких случаях.

что нравственность есть способность различать добро и зло и понимать жизнь. То есть, в сущности, это путь к добродетели.

Чтобы применить учение Сократа на практике, тот, кто хочет понять, что такое любовь, должен наполнить любовью всю свою жизнь. Чтобы постичь красоту, человек должен сам стать красивым. Сократ понимал, что причина, по которой человек стремится к знаниям, очень важна. Философ задавал людям вопросы, имеющие отношение к тому, «как жить и какова природа человека».

^ Картина XIX века. Ученики Пифагора слушают своего учителя на рассвете. Пифагор был на пути к основанию культовой религии. Его ученики проходили «аскетическое обучение», они не употребляли в пищу мясо и привыкали хранить молчание.

После Сократа

Сократ не был способен дать людям «реальное знание», поскольку, по его же словам, считал, что сам ничего не знает. Вначале он пытался заставить людей понять, что они тоже ничего не знают. Затем он убеждал людей размышлять о природе с помощью диалогического метода. Он сравнивал искусство диалога с мастерством повитухи. Повитуха помогает беременной женщине родить ребенка; процесс, благодаря которому ребенок приходит в мир и становится частью этого мира, протекает болезненно и сложно. Сократ верил, что его призвание - помочь человеку открыть истину в своей душе через диалог с ним. Истина существует внутри человека, как ребенок существует в теле матери. Метод Сократа включает в себя серию вопросов, приводящих собеседника к осознанию таящейся внутри него истины. Пови

туха только помогает матери при родах - то же самое делал и Сократ, помогая человеку самому раскрыть истину в себе. Доводя эту ассоциацию до логического завершения, философ подчеркивал, что мать сама рожает ребенка, точно так же, как собеседник Сократа должен сам прийти к осознанию истины. Вот почему метод Сократа иногда называют еще «повивальным» методом. Сократ побуждал человека к «рождению» самостоятельных ответов на возникающие у него вопросы.

Ученик Сократа, Платон, развил эту теорию, что привело его к созданию концепции «идеи» для понимания природы форм. «Идея» есть идеал и совершенная форма материи. В мире идей все вещи, знания, доброта и добродетели существуют в совершенной форме. В книге «Государство» Платон вводит метафору пещеры. Находящиеся в ней люди видят только тени событий, движущиеся на противоположной входу стене, но не сами события. Мир - пещера, говорит философ. Солнце - источник света. Наш Мир - отражение мира идей.

Аристотель, в свою очередь, выступал против платоновской «идеи». В противовес Платону, утверждавшему, что истинная природа вещей существует только в мире идей, Аристотель предположил, что природа вещей существует в реальном мире и ее можно видеть и осязать. В теории Аристотеля часто встречается термин «эйдос», что означает «природа существования», или, проще говоря, нечто, что можно увидеть. Например, стоящий перед вами дом построен из дерева. Вы видите только древесину, но на основании ее конфигурации делаете вывод, что перед вами дом. В этом случае древесина - это «гиле» (материал) и дом (форма и функция), в которой материя становится «эйдосом». Все вещи состоят из «гиле» и «эйдоса».

Так, то развивая идеи предшественников, то споря с ними, греческие философы начали с натурфилософии Фалеса и пришли к философии Аристотеля. За 250 лет философия проделала огромный путь, постепенно совершенствуясь.