Допетровский период. Русские в допетровскую эпоху Центральное управление

В настоящем курсе предполагается сделать акцент на экономические реформы в России в период XVIII – XX вв. Однако экономическую жизнь в тот период, изменения и их направленность трудно понять без знакомства с основами жизни и некоторыми вехами предшествующих столетий. Поэтому для лучшего понимания экономического развития России в имперский период полезно напомнить некоторые известные условия эволюции экономики в допетровский период. Охарактеризуем их кратко.

1. Религия . Известно, что религия и связанные с ней идеология, традиции и нормы взаимодействия людей всегда играли большую организующую роль в жизни общества. Для России Византийское наследие повлияло на относительное отдаление ее от средневековых достижений Европы, хотя географически Европа была рядом. Это была одна из причин дальнейшей самобытности эволюции России и ее экономического развития.

2. Правовое устройство . До татаро-монгольского нашествия политическое и экономическое устройство (институциональное устройство) Киевской Руси походило на устройство жизни феодальной Европы, а в некоторых вопросах с точки зрения демократии было более совершенным. Так, в Новгороде в начале XII в. выбирали не только посадника и тысяцкого, но и архиепископа. (В городах Германии в ту пору последнего не выбирали).

В феодальной Руси предтечей парламента была Дума, которая примерно с X в. была законовещателем княжества, и на заседаниях которой даже Иван III выслушивал возражения («встречи») бояр своим идеям и решениям.

Более развитой формой парламентаризма является Земский собор, для создания и функционирования которого существовала система и правила выборов, включающих избирательные округа, институт выборщиков, наказы избирателей. В целом в допетровской Руси вертикаль власти (за исключением государя и воевод) представляла выборное самоуправление. 1 Представителей местной власти выбирали полные налогоплательщики и служилые люди. 2

По Судебнику 1550 г. власти не имели права арестовать человека, не уведомив об этом представителей местного самоуправления. В противном случае, по требованию родственников арестованного следовало освободить, взыскав с администрации штраф «за бесчестие». Так права человека были представлены в этом документе.

Земский собор ведал не только вопросами внутренней жизни – налогообложения, торговли, промыслов, церковного устроения, - но и внешнеполитическими вопросами: войны с Турцией и Крымом, принимать ли Украину в состав России (в начале – 1651 г. – собор не дал своего согласия на присоединение к России) и т.д.

Таким образом, организацию взаимодействия власти и граждан в XV-XVII гг. можно охарактеризовать с позиций демократического устройства как сословное представительство.

3. Возможности развития торговли . На экономическое развитие Руси в VIII-XII вв. большое влияние оказал путь «из варяг в греки», ибо Русь была удалена от удобных для мореплавания морей. Когда этот путь потерял для европейцев свое прежнее значение из-за набегов кочевников и роста евроазиатской средиземноморской торговли после захвата Константинополя крестоносцами, российские княжества оказались отрезанными на многие века от интенсивных торговых путей и масштабной торговли. Следствием стало замедление развития институтов рынка.

4. Изменение устройства налоговой системы . Возможно, самое существенное влияние на направление развития экономики и общества оказали монголо-татарские завоевания и последствия сосуществования с захватчиками в XIII-XIV вв. Для уяснения последствий завоеваний для формирования типа экономической системы важно уяснить изменения механизма изъятия прибавочного продукта. В домонгольский период была распространена децентрализация в сборе ресурсов для князя и его двора. Вот некоторые черты налоговой системы того времени. В XII в. в Новгороде права приглашенного князя в налогообложении были ограничены: он мог собирать налоги лишь с определенных территорий при посредничестве новгородцев. В Новгороде и Пскове утвердился античный принцип – свободные люди налогов не платят. И вообще, в древнерусских городах налоговые правила складывались под влиянием опыта городов Северной Европы. 3 Монголы же на завоеванных русских территориях установили другой механизм и правила налогообложения (получения дани). Он основан на переписи населения и круговой поруке общины за сбор дани, а за объем дани отвечал центр. Центр раскладывал общий объем дани на податные общины, каждая из которых распределяла его среди своих членов и несла ответственность перед центром за объем подати. Так традиции аграрных государств вошли в практику российской экономической жизни. Такая налоговая система обусловила следующий важный аспект завоеваний: община, наряду с функциями крестьянской самоорганизации и взаимопомощи, приобрела функцию принуждения к уплате налогов в пользу центральной власти. 4

Фискальная функция общины заставила центральную власть поддерживать общинную организацию в аграрном секторе. В долгосрочной перспективе это не стало прогрессивным элементом российской внутренней политики.

5. Усиление централизации власти . Централизация налоговых изъятий объективно усиливала власть Великого князя. Тенденция к централизации в правление Ивана III (правил 1462-1505) и особенно Ивана IV (правил 1533-1584) изменила структуру власти. Власть дрейфовала от сословно-представительной монархии к самодержавной. Конечно, сразу уничтожить боярскую вольницу, т.е. феодальное устройство власти, было трудно: слишком велика была военная и экономическая мощь феодалов, у которых находились и административно-судебные полномочия на местах. Поэтому центральная власть не могла не считаться с феодалами в политике и в экономике. Не случайно Иван III, а в начале своего правления и Иван IV поддерживали феодальный иммунитет, что способствовало поддержки феодалами центральной власти. С другой стороны, центральная власть постепенно ограничивала права и привилегии феодалов и церкви 5 . Происходило это путем военных реформ. С одной стороны, реформы стали попыткой уйти от армии по типу боярского ополчения. Появившиеся стрелецкие войска на добровольной основе («охотники») призваны были укрепить российскую армию. С другой, - военные реформы заложили основы для появления дворянского сословия: раздача боярским детям поместной земли позволила создать на их основе особый отряд служилых людей – царскую гвардию 6 .

Когда в середине XVI в. судебная, налоговая и некоторая административная деятельность перешла к выборным земским старостам, бояре лишились своих кормлений. Протест бояр Иван IV, как известно, «утопил» в крови.

6. Система аграрных отношений . В допетровский период в аграрных отношениях постепенно происходил переход от почти западного стиля к широко известной крепостной зависимости. Аналогия с западной традицией заключалась не только в том, что имели место договорные отношения о пользовании землей господина и исполнению повинностей (барщины, издолья), но и в том, что действовали старые обычаи, позволявшие крестьянам переходить к другим хозяевам. Если крестьянин был несвободен, то он был прикреплен к наделу, который был от него неотчуждаем. То есть крестьянин был связан с землей, а не с господином.

Так же как в Западной Европе со временем крестьяне становились должниками князя, боярина, монастыря, что ограничивало законный уход в другие края. Очевидно, что с ростом оброчных повинностей и крестьянских отработок увеличились долги и гнет. Это стимулировало уход крестьян. В конце XVI в. в Подмосковье пустовало три четверти дворов, в Коломне и Можайске – 90 %, в Новгороде и Пскове обрабатывалось лишь 16 % земель 7 .Судебник Ивана III пытался разрешить подобные конфликты, определяя, когда и на каких условиях возможен уход крестьянина.

Тяжелое положение экономики России при Иване IV из-за опричнины, Ливонской войны, роста налоговых недоимок вследствие ухода крестьян на свободные земли стимулировал власть к регулированию числа рабочей силы в поместьях. Это и означает рост закрепощения крестьян. И в середине XVII в. Земский собор юридически оформил собственность феодала на крестьянина, его семью и имущество. Важно подчеркнуть, что мотивы закрепощения имели не только феодалы, но и центральная власть.

Крепостное население не было единственным аграрным населением страны. Кроме него на севере проживали черносошные крестьяне – государевы крестьяне, которые несли повинности в пользу государства (казны). Дворцовые крестьяне обслуживали потребности царского двора. Вольные люди – казака – жили на окраинах российского государства. Вольный люд включал также священнослужителей, служилых людей и всех, кто не был включен в податные списки.

7. Города . Своеобразной «колыбелью» для развития рыночных институтов в Европе были города. Отмечалось, что в домонгольский период, благодаря торговли на пути «из варяг в греки», на Руси возникли торгово-ремесленные центры: Новгород, Псков, Вятка, Владимир, Тверь, Нижний Новгород, Суздаль. Их устройство напоминало устройство некоторых городов Европы. Ряд правил, как, например, в Новгороде и Пскове – каждый гражданин является воином – восходит к традициям древних античных городов. Однако после падения роли торгового пути и после правления Ивана III и Ивана IV самоуправление в городах существенно ограничивается, равно как и их роль в торговле и ремесле.

После окончания «смутного» времени () торгово-промысловая деятельность в старых городах восстанавливается. Появляются новые промысловые слободы, торговые села, города. Новые городские поселения были в большой зависимости от феодала. Одновременно их население как тяглая община несла повинности в пользу государства. Но бороться за экономическую свободу с центральной властью труднее, чем с властью феодала, как это успешно и делали европейские средневековые города.

Расширение территории Российского государства способствовало строительству городов, население которых состояло из военных гарнизонов (Орел, Тамбов, Ливны). Такой характер городов вряд ли стимулировал рост торговли и развитие орудий обмена.

Таким образом, российские города в XVI-XVII вв. остаются центрами административной власти – княжескими вотчинами – относятся к слободам и местечкам, являются военными поселениями, а не защитниками и инициаторами развития рыночных институтов.

8. Ремесло и промышленность . Тем не менее, развитие ремесленного производства, рост производства на продажу свидетельствовали о развитии внутреннего спроса. Этому способствовало и развитие товарной специализации регионов: Вологда, Можайск, Казань – выделка кож и производство кожевенной продукции; Серпухов, Тула – металлургия; Псков, Тверь – льняные и полотняные изделия; Заволжье – выделка сукна.

Специализация вела к развитию домашней промышленности и появлению мануфактур. В случае с домашней промышленностью, скупщики – разбогатевшие ремесленники и купцы – распределяли заказы между промысловыми работниками или ремесленниками, скупали продукцию необходимого им качества и продавали на рынках (аналог еврепейским системам скупки и надомничества).

Мануфактуры в России появляются в XVII в. одновременно с домашней промышленностью. Это были вотчинные мануфактуры с принудительным трудом крепостных, поскольку обученная свободная рабочая сила в Российском государстве было крайне ограничена. Особенностью развития крупной промышленности в России считается появление в XV-XVI вв. государственных военных и строительных предприятий. Все крупные сооружения – от Кремля в Москве до соборов в других городах – возводились под руководства Приказа каменных дел. Таким образом, под влиянием потребностей повседневной жизни в Российском государстве развивалось многообразие промысловой деятельности, появилась вотчинная мануфактура, и возникли государственные предприятия.

10. Деньги . Несмотря на сворачивание торговой свободы в русских землях вследствие усиления централизации власти, в XVI-XVII вв. в России медленно развивается торговля. Крупная торговля развивается под покровительством (протекционизмом) государства. Отечественное купечество, которому трудно было конкурировать с иноземными купцами, искало защиты у государства. Следствием стало то, что с середины XVI в. была отменена беспошлинная торговля с Англией при одновременном установлении высоких пошлин на иностранные товары. Новоторговый устав 1667 г. поощрял рост экспорта и сокращение импорта, т.е. государство обратилось к меркантилизму – политике роста своих доходов за счет внешней торговли, которая велась через Астрахань и Архангельск.

Для развития торговли нужны полноценные деньги, т.е. из драгоценных металлов стандартной пробы, веса, соответственно оформленные. Но на Руси князья чеканили каждый свои монеты, что, конечно, тормозило развитие рынков и становление общего рынка. При Иване III формирование единой денежной системы начинается с запрета князьям чеканить монеты, которые стали чеканиться в Москве с надписью «государь всея Руси». Для внутренней розничной торговли чеканились серебряные денежки малого веса – копейки, мечевые деньги и полушки. Из-за нехватки драгоценных металлов в качестве национальных денег использовались иностранные монеты – немецкие и чешские монеты, - на которых надчеканивалось государственное клеймо.

11. Финансы страны . Существенный аспект, характеризующий государство - устройство финансовой системы. Отмечалось, что до монгольского нашествия налоговая система Руси походила на ее устройство в феодальной Европе. А после свержения ига – стала все больше походить на устройство восточных царств: часть созданного продукта принудительно изымалась под контролем специального аппарата. Рост расходов на содержание двора, армии, управленческой администрации побудили царя Федора Алексеевича в 1680 г. принять государственный бюджет, чтобы упорядочить доходы и расходы государства. Для этого на основе переписи населения было установлено подворное налогообложение. Это и были основные доходы государства. Существенно меньшую часть составляли косвенные налоги, таможенные пошлины и доходы от казенных монополий – продажи определенных товаров внутри или за пределами страны исключительно за счет и в пользу государства. Иногда торговые монополии отдавались на откуп, что тоже пополняло казну.

ВЫВОДЫ

1. Древняя Русь, а позднее Российское государство прошли не просто сложный путь развития хозяйственных отношений вместе со становлением государственности. Но этот путь на разных этапах имел разный вектор движения: в сторону европейской модели организации хозяйственной и политической жизни и в противоположном направлении – азиатской модели государственного и хозяйственного устройства. Водоразделом стали монголо-татарские завоевания. После свержения ига на Руси усилилась центральная власть, которая восприняла налоговую систему по типу восточного царства. 8

2. В России были существенны мотивы власти к прикреплению крестьян к земле. Связаны они были с нехваткой рабочих рук. Это, в свою очередь, было обусловлено сокращением населения из-за нашествий, смут вплоть до XVII в., присоединением малозаселенных земель на юге и востоке. Обилие свободной земли способствовало уходу крестьян на эти земли от притеснений помещика. Вместе со становлением крепостничества и централизованной системы изъятий возникала иерархия аграрного населения по налоговым обязательствам, основанием которой была община как главный институт выполнения основной части этих обязательств.

3. При всей огромности территории Российского государства даже по меркам XVI-XVII вв. оно имело ограниченный доступ к мировым торговым путям и торговым потокам. В особенности это обнаружилось с затуханием торговой активности по пути «из варяг в греки». Следствием стало отставание России от Европы в формировании рынков и рыночных институтов, а вместе с этим – вообще слабый обмен инновациями с внешним миром в самых разных областях.

4. Однако Российское государство – европейская страна по своему географическому положению, и ее открытие и заимствование европейского торгово-промышленного опыта было впереди. И это время пришло, как известно, в период царствования Петра I Алексеевича Романова.

XVII век историки считают началом "нового периода" русской истории. В это время, при сохранении господствующих феодальных отношениях, возникают первые элементы капиталистического уклада. Отсюда - сложность и противоречивость всех проходивших в России социально-экономических и политических процессов, острые социальные и идеологические конфликты. Недаром семнадцатое столетие русской истории называют "бунташным веком".

Польско-литовская-шведская интервенция, разбои казачьих атаманов, нанесли огромный урон производительным силам страны. Смутное время, в которое были вовлечены широкие народные массы, привело к ослаблению государства и всей системы крепостничества. Но правительство всячески поощряло рост помещичьего землевладения, вновь и вновь закрепощая крестьян. Растущие государственные расходы вели к росту налогов.

Таким образом, феодальное государство не только давило чрезмерным налогом, но и стесняло свободу торгово-промышленной деятельности, монопольно отдавая "на откуп" целые сферы хозяйственной деятельности. К тому же закрепощение крестьян отнюдь не способствовало их заинтересованности в результатах своего труда. Крестьяне были прикреплены к земле и, владея примитивными орудиями, использовали старые методы производства.

Важно отметить и то, что процесс преодоления феодальной раздробленности, из-за огромной территории, проходил в русских землях куда медленнее, чем, например, в Англии или во Франции. Торгово-промышленные, культурные и, в известной степени, дипломатические связи России со странами Запада были затруднены вследствие отсутствия у России удобных морских гаваней на Балтике. Сказывалась и конкуренция иностранных купцов, которой не могли выдержать русские торговцы. Промышленность и внутренняя торговля в русских городах не могли развиваться успешно, потому что главные потребители - достаточные дворянские классы - группировались в центре государства, в Москве, или были расселены по своим усадьбам и там сами производили все необходимое трудом и умением своих крестьян и холопов.

Постепенно росли города, но ремесло и торговля были развиты слабо, поэтому эти города скорее напоминали крепости. Но, несмотря на дальнейшее развитие феодальных отношений, в социально-экономическом развитии страны появляются новые моменты: в стране возникают ремесленные мануфактуры, а затем и крупномануфактурное производство, которое поначалу в основном обеспечивало армию и флот. Это металлургические мануфактуры Урала, Сибири, Карелии.

Центрами легкой промышленности являлись Москва, Ярославль, Украина, Казань, Калуга. Всего в конце первой четверти ХVП в. в стране насчитывалось 25 текстильных мануфактур.

Но по сравнению с другими странами, Россия сильно отставала в своем развитии. Причиной этого отставания являлись и отсутствие выхода в море, и отсутствие регулярной боеспособной сухопутной армии, и устаревшая система государственного правления. Для обеспечения более интенсивного развития требовалось обеспечить выход купцов на Западный рынок, а для этого необходимо было завоевать выход к Балтийскому морю, что в свою очередь требовало иметь сильную армию и флот, а для этого было необходимо поднять экономику страны, поскольку все это требовало средств. Эта задача была решена в большей мере в I-й четверти XVIII века Петром I, который, начав войну со Швецией за выход к Балтийскому морю, сумел решить одновременно целый комплекс взаимосвязанных вопросов и проблем.


Восстановление сословно-представительной монархии. Начало династии Романовых
В 1613 г. в Москве состоялся Земский собор, на котором стоял вопрос о выборе нового русского царя. В качестве кандидатов на русский престол были предложены польский королевич Владислав, сын шведского короля Карл-Филипп, сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек Иван, прозванный «Воренком», а так­же представители крупнейших боярских фамилий. 21 ...

Общая характеристика общественно-политической мысли Древней Руси
В отечественной историографии общественное сознание Древней Руси изучено очень неравномерно. Исследование древнерусских идеологий являлось одной из тех немногих исторических сфер, работа над которыми была ознаменована значительными успехами именно в советский период. Общественно-политическая мысль Древней Руси стала предметом внимания м...

Турция
Основным для буржуазной революции в лоскутной Османской империи был национальный вопрос в двух его аспектах, неразрывно связанных между собой: 1) освобождение всех народов этого многонационального государства, включая и самих турок, от национального гнета и эксплуатации со стороны чужеземных империалистов, господствовавших в этой стране...

Царская власть

В руках царя была сосредоточена вся полнота верховной государственной власти, законодательной, исполнительной и судебной. Все правительственные действия органов власти совершались от имени царя и по царскому указу. Духовенством было разработано мощное идеологическое обоснование царской власти. В обществе было распространено представление о безальтернативности власти царя, как элемента русского государственного устройства. Например, в 1612 г. второе земское ополчение рассылало по городам грамоты, в которых говорило о необходимости «выбрати общим советом государя, чтоб до конца не разорится. Сами, господа, все ведаете: как нам ныне без государя против общих врагов… стояти?». В 1677 г. русский резидент в Польше Тяпкин писал в Москву, что «не такие тут порядки, что в государстве Московском, где государь как пресветлое солнце в небеси единый монарх и государь просвещается, и своим государским повелением, яко солнечными лучами, всюду един сияет, единого слушаем, единого боимся, единому служим все».

Власть московского государя была формально неограниченной, но лишь в руках Ивана Грозного и лишь в период опричнины власть эта превращалась в необузданный произвол. Вообще же московский государь был - не формально, а морально - ограничен старыми обычаями и традициями, в особенности церковными. Московский государь не мог и не хотел делать того, что «не повелось». Современник царя Алексея Михайловича Григорий Котошихин писал: «А вновь Московский царь князем учинить не может никого, потому что не обычай тому есть, и не повелось». Попытка нарушения старых традиций и обычаев, предпринятая Лжедмитрием I, окончилась его гибелью; она удалась лишь Петру I, после того как сами эти обычаи и традиции «поизшатались».

Не желая сам нарушать установленных морально-религиозных правил и правовых норм, царь тем более не желал допустить их нарушения подчиненными ему властями. К государю стекалось множество жалоб населения («челобитья великие и докука беспрестанная») на злоупотребления должностных лиц, и правительство пыталось устранить поводы для этих жалоб постоянным контролем над органами суда и администрации и законодательным регулированием их деятельности. Первый московский царь издал в 1550 г. свой Судебник, а через сто лет, при царе Алексее Михайловиче, был издан новый кодекс «Соборное Уложение» (1649 г.), «чтобы Московского государства всяких чинов людем суд и расправа была всем ровна». Кроме общего свода законов, Московское правительство издавало, от имени государя, множество частных «уставных грамот», «наказов» и разного рода инструкций и предписаний, которые имели целью регулировать действия различных органов власти и охранять население от их злоупотреблений. Разумеется, на практике гроза царского гнева («опалы») далеко не всегда была достаточной защитой против произвола и злоупотреблений подчиненных органов власти.

Боярская дума

Боярская дума составляла круг ближайших советников и сотрудников царя и долгое время стояла во главе древнерусской администрации. Боярство в XVI-XVII вв., было высшим «чином», или рангом, которым государь «жаловал» своих ближайших помощников. Однако он никогда не жаловал в боярский чин людей «худородных». Существовало несколько десятков знатных фамилий, преимущественно княжеских, члены которых (обычно - старшие члены) «бывали в боярах». Вторым чином в думе были «окольничие» - так же по «жалованию» царя. Эти два первых думских «чина» пополнялись исключительно представителями высшей московской аристократии, и лишь в XVII в. были единичные случаи пожалования боярства людям из среднего служилого слоя (как Матвеев или Ордин-Нащокин при царе Алексее).

Беглый московский подьячий Котошихин рисует такую картину заседаний думы:

Число бояр и окольничих было невелико, оно редко превышало 50 человек. Кроме главного, аристократического, элемента в состав думы входило несколько думных дворян и трое или четверо думных дьяков, секретарей и докладчиков думы.

Права и полномочия думы не были определены специальными законами; широкая сфера ее компетенции определялась старым обычаем или волею государя. «Дума ведала очень обширный круг дел судебных и административных; но собственно это было законодательное учреждение » (Ключевский). Законодательное значение думы было даже прямо утверждено царским Судебником; ст. 98-я Судебника гласила:

Обычная вводная формула новых законов гласила: «государь указал и бояре приговорили». Нужно, впрочем, иметь в виду, что такой порядок законодательства не был формально обязательным для государя. Иногда он решал дела и издавал распоряжения, имевшие характер законодательных постановлений, единолично; иногда он обсуждал и решал их с небольшим кругом советников, - так называемая ближняя или комнатная дума государя. В общее собрание думы дела поступали или по указу государя или по докладам из приказов. Согласно Уложению 1649 г., дума является высшей судебной инстанцией для тех дел, которые в приказах решить «не мочно».

В заседаниях думы иногда присутствовал сам царь (такие заседания назывались «сиденьем царя с боярами о делах»), иногда дума решала дела по указу и полномочию государя, в его отсутствие. Для решения особо важных дел собиралось соединенное заседание думы и «освященного собора», состоявшего из представителей высшего духовенства.

По мере надобности из общего состава думы выделялись особые комиссии - «ответные» (для переговоров с иноземными послами), «уложенная» (для составления проекта нового Уложения), судная и расправная. В конце XVII в. «Расправная палата» превратилась в постоянно действующее учреждение.

Служба бояр окольничьих и думных людей (так назывались думные дворяне и дьяки) не ограничивалась их «сиденьем» в думе. Они назначались послами к иностранным государям, начальниками («судьями») важнейших приказов, полковыми воеводами и городовыми воеводами в большие и важные города.

Земские соборы

Земские соборы, или «советы всея земли», как их называли современники, возникают одновременно с московским царством. «Уложенный» собор 1648-49 гг. принял основы государственного законодательства. Соборы 1598 и 1613 гг. имели учредительный характер и олицетворяли верховную власть в государстве. В эпоху Смутного времени и непосредственно после него деятельность земских соборов сыграла весьма важную роль в деле восстановления разрушенного Смутой «великого Российского царствия».

Первый московский царь, через три года после принятия царского титула созвал (в 1549 г.) первый земский собор, на котором он хотел примирить представителей населения с бывшими областными правителями, «кормленщиками», перед отменой «кормлений». Впрочем, наши сведения о первом земском соборе слишком кратки и неопределенны, и нам мало известно о его составе и деятельности. Зато известен, по документам, состав второго земского собора, который Иван IV созвал в 1566 г., (во время Ливонской войны) для решения вопроса о том, следует ли мириться с королем польским и великим князем литовским на предложенных им условиях. Собор высказался за продолжение войны, предоставляя решение вопроса царю: «а во всем ведает Бог да государь наш…; и мы государю своему изъявили свою мысль…».

По смерти царя Федора Ивановича, с которым прекратилась династия Рюрика на русском престоле, земский собор должен был получить учредительный характер: в Москве не стало более «природного» царя, и собору предстояло избрать нового царя и основать новую династию (в 1598 г.). Собор, которым руководил патриарх Иов, избрал царем Бориса Годунова; правда, чтобы обосновать и оправдать акт избрания царя подданными, избирательная грамота содержит фантастическое утверждение, что оба последних царя старой династии «приказали» или «вручили» свое царство Борису, и подчеркивает родственную связь Бориса с «царским корнем», но в то же время грамота заявляет: «…и вся земля снидохомся и поставихом достойна суща царя и великого князя Бориса Федоровича, всея Руси самодержца, Российской земли государя»; мало того: «патриарх же глаголя: глас бо народа, глас Божий»…

В наступивших затем бурях Смутного времени «глас народа» из риторической фикции превратился в реальную политическую силу. Когда в 1606 г. вступил на престол боярин князь Василий Шуйский «без воли всея земли», то многие отказались признать его своим царем и повсюду вспыхнули восстания против него; «всеа России земля восколебася на него ненавистью, за еже без воли всех градов воцарился бе».

В 1610 г., когда московские бояре и «служилые и жилецкие люди», находясь «между двух огней» (между поляками и русскими «воровскими людьми») согласились принять на царство польского королевича Владислава, они заключили с ним договор, который формально ограничивал его власть и который предусматривал совет всей земли, как нормально действующий законодательный орган: …"суду быти и совершатись по прежнему обычаю и по судебнику Российского Государства; а будет похотят в чём пополнити для укрепления судов, и Государю на то поволити, с думою бояр и всей земли, чтоб было все праведно".

В ляпуновском ополчении 1611 г. «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять» должны были трое воевод, «которых избрали всею Землею по сему всее Земли приговору»; «а буде бояре, которых выбрали ныне всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство, о земских делах радети и расправы чинити не учнут во всем в правду, …и нам всею Землею вольно бояр и воевод переменити, и в то место выбрати иных, говоря со всею Землею».

Во втором земском ополчении князя Пожарского, во время его пребывания в Ярославле (весною 1612 г.) образовался постоянный «совет всея земли», который представлял собою временное правительство для ополчения и для значительной части страны. В переписке городов между собою и военных вождей с городами в 1611-12 гг. постоянно выражается мысль о необходимости избрания государя «общим советом», «всею Землею», «всемирным советом», «по совету всего государства» и т. д. Такой «всемирный совет» и был созван в Москву немедленно по освобождении ее от поляков, «и всякие служилые и посадские и уездные люди, для государского обиранья в царствующий град Москву на совет съехалися». Мы знаем, что после долгих споров и разногласий, выборные люди согласились на кандидатуре Михаила Романова, и собор «по всему мирному благосоюзному общему совету» провозгласил Михаила царем (в 1613 г.).

Новый царь удержался на престоле во многом благодаря поддержке земских соборов, которые в течение первых 10 лет его царствования заседали почти непрерывно. Возвратившийся из польского плена отец царя Филарет, ставший в 1619 г. патриархом Московским и соправителем своего сына, также находил нужным сотрудничество правительства и выборного органа.

С усилением государственной власти во 2-й половине XVII в., с ростом бюрократизации управления и с ослаблением земского самоуправления на местах земские соборы приходят в упадок.

В состав земских соборов входили три элемента: «освященный собор» из представителей высшего духовенства, боярская дума и представители служилого и посадского классов Московского государства (обыкновенно около 300-400 человек). В XVI веке в качестве представителей от населения приглашались не специально избранные депутаты, но преимущественно должностные лица, стоявшие во главе местных дворянских и посадских обществ. Принимая то или иное решение, члены собора обязывались в то же время быть ответственными исполнителями этого решения. В эпоху Смутного времени соборное представительство могло быть, конечно, только выборным, и при новой династии главным элементом на соборе являются те «добрые, разумные и постоятельные люди», которых выберет земля.

«Вообще состав собора был очень изменчив, лишен твердой, устойчивой организации» (Ключевский). Постоянными элементами соборного представительства были представители служилого и посадского населения (в разном числе и в разных комбинациях). Свободное северное крестьянство, которое образовало с посадскими людьми общие «всеуездные миры», было также представлено на соборах, но масса крепостных крестьян там представлена не была.

Центральное управление. Приказы.

Органами центрального управления в Московском государстве были приказы. Московские приказы развились из тех первоначально единоличных и временных правительственных поручений, которые московский великий князь давал своим боярам и вольным слугам, «приказывая» им ведать какую-либо отрасль дворцового хозяйства и управления; в XVI-XVII вв. «эти единоличные поручения превратились в сложные и постоянные присутственные места, получившие название изб или приказов. Так как приказы возникли не по одному плану, а появлялись постепенно по мере надобности с усложнением административных задач, то распределение правительственных дел между ними представляется чрезвычайно неправильным и запутанным, на наш взгляд» (Ключевский).

Одни приказы ведали известный род дел на всей государственной территории, другие, наоборот, ведали все (или почти все) дела только в отдельных областях, третьи управляли отдельными отраслями дворцового хозяйства, четвертые ведали некоторые небольшие отдельные предприятия с несколькими десятками занятых лиц (как приказы Аптекарский и Книгопечатный). Имелось до 15 приказов по военному управлению, не менее 10 по государственному хозяйству, до 13 по дворцовому ведомству и 12 приказов «в сфере внутреннего благоустройства и благочиния».

Важнейшими приказами общегосударственного значения были следующие:

  • Посольский приказ, ведавший внешние сношения;
  • Поместный приказ, ведавший служилое землевладение;
  • Разрядный приказ, или Разряд, заведовавший военным делом и назначением командного состава;
  • Холопий приказ ведал регистрацию холопов;
  • Разбойный приказ (с подчиненными ему губными старостами на местах) ведал важнейшие уголовные дела по всему государству;
  • было несколько судных приказов;
  • приказы Большой казны и Большого прихода ведали государственное хозяйство и финансы;
  • важнейшими территориальными приказами были Малороссийский, Сибирский, а также двОрцы Казанский, Новгородский, Тверской.

Начальниками, или «судьями», главнейших приказов были обычно бояре и «думные люди» «с товарищи»; с ними в приказах сидели дьяки (секретари) и подьячие (писцы); второстепенными приказами управляли дворяне с дьяками или одни дьяки. По подсчетам Котошихина, дьяков было в Московском государстве «со 100 человек, подьячих с 1000 человек». Главными деятелями и двигателями приказного управления были дьяки, т. к. аристократические начальники приказов зачастую не могли хорошо разбираться в бюрократической деятельности.

При той системе бюрократической централизации, которая развилась в Московском государстве в XVII в., московские приказы были завалены бесконечным количеством судебных и административных дел, в частности, множеством донесений и запросов от местных управителей-воевод, которые, опасаясь государева гнева в случае ошибки («оплошки»), обращались в Москву по всяким мелочам с обычным своим запросом: «и о том великий Государь что укажет?» Подавляющее большинство этих дел, возникавших как по воеводским «отпискам», так и по челобитным частных лиц, решали дьяки, знатоки законов, указов, наказов (инструкций) и канцелярских обычаев. Иногда дела залеживались подолгу в одном приказе, иногда бумаги долго путешествовали из одного приказа в другой, ибо если дело представляло какие-либо неясности и затруднения, то получивший бумагу дьяк рад был отправить ее в другой приказ или «положить под сукно».

Уровень коррупции был очень высок. Приказные дьяки, как жаловались царю выборные люди на Соборе 1642 г., «обогатев многим богатством неправедным своим мздоимством», накупили себе вотчин и настроили себе домов «палат каменных таких, что неудобь-сказуемо».

Местное управление и самоуправление

Местное управление в Московском государстве XV и первой половины XVI вв. находилось в руках наместников и волостелей. Наместники правили городами и «подгородними станами», волостели управляли волостями; их подчиненные органы - тиуны, доводчики, праветчики, недельщики - были их слугами (а не государственными чиновниками).

Должности областных управителей назывались «кормлениями», а они сами - «кормленщиками». «Управитель кормился насчет управляемых в буквальном смысле этого слова. Содержание его состояло из кормов и пошлин. Кормы вносились целыми обществами в определенные сроки, пошлинами отдельные лица оплачивали правительственные акты, в которых они нуждались» (Ключевский).

Чтобы оградить население от произвола и злоупотреблений «кормленщиков», правительство проводило нормировку кормлений. В уставных и жалованных грамотах, которые давались самим кормленщикам, была установлена своего рода такса, подробно определявшая доходы кормленщика, кормы и пошлины. Потом натуральные кормы (хлеб, масло, мясо, птица и т. д.) были переложены на деньги, а сбор кормов с населения был поручен выборным от обществ (старостам, сотским и др.). Судебная власть кормленщиков была ограничена двойным надзором за их деятельностью - сверху и снизу. Надзор сверху выражался в «докладе», т. е. в том, что некоторые, наиболее важные, дела из суда кормленщиков переносились для окончательного решения в центральные учреждения. С другой стороны, судебные действия наместников и волостелей подчиняются надзору представителей местных обществ.

Посадские и волостные общества издавна имели свои выборные органы, старост и сотских. Со 2-й половины XV в. эти выборные земские власти становятся все более деятельными участниками местного управления и суда; или общие земские власти, или специально выбранные местными обществами «судные мужи», «добрые люди», «лучшие люди» привлекаются в суд наместников и волостелей; как знатоки местных юридических обычаев и как защитники интересов местных обществ, они должны были «в суде сидети и правды стеречи», т. е. наблюдать за правильностью судопроизводства. Первый судебник (1497 г.) установил, как общее правило, что на суде кормленщиков должно «быти старосте и лутчим людем; а без старосты и без других людей суда наместником и волостелем не еудити». То же правило подтверждалось рядом «уставных грамот», данных отдельным местным обществам. Царский судебник 1550 г. устанавливает обязательное присутствие в наместничьем суде старост и «лучших людей, целовальников» или «судных мужей» и повторяет предписание: «А без старосты и без целовальников суда не еудити».

Дальнейшим моментом в реформе местного суда и управления в XVI в. является замена суда кормленщиков судом выборных земских властей. Сначала из рук наместников и волостелей изъемлется суд по тяжелым уголовным преступлениям, так называемое «губное дело» («разбойные и татиные и убивствеиные дела»), и передается в руки избираемых местными обществами «губных старост» и их помощников «губных целовальников». Губные старосты избирались из дворян и детей боярских всеми классами населения, включая крестьян; губные целовальники избирались из среды тяглых (посадских и сельских) людей; губным старостам подчинялись также выборные, низшие полицейские агенты - сотские, пяти-десятские и десятские.

Наконец, при Иване IV правительство делает следующий, важный и решительный, шаг в деле реформы местного управления и суда. Реформа Ивана IV имела целью вовсе отменить кормления, заменив наместников и волостелей выборными земскими властями, «излюбленными» старостами и земскими судьями, которым поручался суд по всем делам (уголовным и гражданским) и все местное управление вообще. Вместо кормов и пошлин, которые посадские и волостные люди платили прежде наместникам и волостелям, они должны были теперь платить денежный «оброк» в царскую казну.

Упадок местного самоуправления произошел в XVII веке. Воеводы, которые прежде были преимущественно в пограничных областях «для береженья» от неприятелей, в XVII в. оказываются во всех городах Московского государства, на всем пространстве, от Новгорода и Пскова до Якутска и Нерчинска. Воеводы сосредоточивают в своих руках всю власть, военную и гражданскую.

Воеводы действовали по «наказам» (инструкциям) московских приказов, которым они подчинялись. Лишь «губные» учреждения, с губными старостами во главе, сохраняются как особое, формально самостоятельное ведомство. Земские учреждения в посадах и волостях также сохраняются, но они в течение XVII века всё более теряют свою самостоятельность, все более превращаются в подчиненные, вспомогательные и исполнительные органы приказного воеводского управления. В северных областях и в XVII веке сохраняется крестьянский «мир» - волостной сход с его выборными органами, но сфера их компетенции все более суживается. Волостной суд подчиняется надзору воеводы и решает теперь только мелкие дела.

В период с половины XVI до половины XVII в. «Московское государство может быть названо самодержавно-земским. С половины XVII века оно становится самодержавно-бюрократическим» (Богословский).

Военная организация

В XVI-XVII вв. московское государство находилось в состоянии непрерывной борьбы на три фронта. На западе «борьба изредка прерывалась кратковременными перемириями; на юго-востоке в те века она не прерывалась ни на минуту» (Ключевский). Понятно, что главной задачей и главной заботой московского правительства была организация военных сил государства.

Главную массу московского войска составляло конное ополчение землевладельцев, вотчинников и помещиков, особенно последних. Нуждаясь в военных силах и не имея ни финансовых, ни технических средств для образования регулярной армии, московское правительство раздавало множество «государевых» (т. е. государственных) земель в поместья «служилым людям» - под условием несения государевой военной службы. Служба продолжалась для помещиков всю жизнь, от 15-летнего возраста до старости, дряхлости или тяжелого увечья.

Отборной частью дворянского ополчения была тысяча «дворян московских», которые составляли как бы гвардию царя и в то же время служили офицерскими кадрами для провинциальных отрядов.

Все служилые землевладельцы должны были являться на войну «конны, людны и оружны», т. е. на своих конях, со своим вооружением и со своими военными слугами, - в числе, пропорциональном пространству и качеству владеемой ими земли. Крупные землевладельцы-вотчинники, князья и бояре, выступали на войну с целыми отрядами своих вооруженных слуг. Однако все это огромное московское войско представляло собою в сущности вооруженную толпу, которая лишена была правильного военного обучения и которая, вернувшись из похода, разъезжалась по домам.

Уже в XVI в. правительство было озабочено организацией военных частей, которые имели бы более постоянный и более регулярный характер. Такими стали стрелецкие полки; около 20 стрелецких полков, численностью около 1000 человек каждый, служили в Москве и жили в подмосковных стрелецких слободах. В наиболее важных провинциальных городах и в пограничных крепостях также существовали отряды стрельцов; кроме стрельцов в городах, имевших военное значение, находились отряды пушкарей (крепостной артиллерии), казаков и отряды служилых людей сторожевого и технического характера: ямщики (для почтовой службы), воротники, казенные плотники и кузнецы. Все перечисленные группы составляли кадры «служилых людей по прибору»; они набирались, или «прибирались», на службу из низших слоев населения; они жили с семьями в своих домах в подгородных слободах (стрелецкая, пушкарская, казацкая, ямская) и получали от правительства земельные наделы, а частью занимались торговлей и разными ремеслами, но всегда должны были быть готовы на государеву службу.

В случае войны с посадского и крестьянского населения собирались дополнительные кадры «даточных людей», главным образом для обозной и разной вспомогательной службы при войске.

Татары и некоторые другие восточные народы, подчиненные московскому правительству, в случае войны поставляли особые конные отряды для совместных действий с московскими войсками.

Военно-техническая отсталость московских "ратных людей, обнаружившаяся в XVII в. в столкновениях с западными соседями, побудила московское правительство в XVII в. завести у себя «полки иноземного строя» - солдатские (пехота), рейтарские (конница) и драгунские (смешанного строя); полки эти набирались из русских вольных «охочих» людей и обучались наемными иностранными офицерами. Но в XVII в. эти полки еще не составляли постоянного регулярного войска; они формировались лишь во время войны и распускались по окончании военных действий. Только немногочисленные кадры иноземных офицеров оставались на службе и на жалованье московского правительства; они жили в Немецкой слободе под Москвой, и в конце XVII века у них учился военному делу Петр I.

Отношение к археологическим находкам в древней Руси

Археология - молодая наука. Как особая дисциплина со своими задачами и методами исследования, она выделилась только в новое время. Но, как и у ряда других наук, у археологии есть своя предыстория, уходящая в глубокую древность.

Территория нашей родины густо насыщена археологическими памятниками. Даже сейчас, после тысячелетней распашки, после бесчисленных строительных работ заметно изменивших весь ландшафт страны, во многих местах археологические памятники бросаются в глаза каждому. Таковы степные курганы, городища лесной и степной полосы. Естественно, что и в древности, задолго до того, как курганами и городищами заинтересовались ученые, эти заметные остатки прошлого привлекали внимание народа. Прежде всего городища и курганы были ориентирами, хорошо известными всему окрестному населению.

Именно как ориентиры упоминаются археологические памятники в некоторых ранних письменных источниках. Так, в грамоте, определявшей границы угодий Киево-Печерского монастыря, приписываемой Андрею Боголюбскому, названы два городища и четыре кургана - Перепет, Перепетовка, Великая могила и курган на Невеселовском поле . Эти курганы были найдены и раскопаны в середине XIX в. Оказалось, что они насыпаны над скифскими погребениями . В эпоху средневековья эти курганы были, следовательно, уже настоящими археологическими памятниками.

Пять раз, под 1093, 1095, 1149, 1151 и 1169 годами упоминает начальная летопись о длинных валах, расположенных к югу от Киева. Время сооружения этих валов до сих пор не выяснено, но во всяком случае, как следует из тех же летописных упоминаний, в эпоху Киевской Руси валы уже не имели стратегического значения. Летопись говорит о них лишь для того, чтобы показать, где происходили события - «межи валома», «по валови». Возможно, что валы также относятся к скифскому времени. В пользу этого свидетельствует включение в линию валов некоторых скифских городищ.

Очень много археологических памятников перечислено в «Книге Большому Чертежу» 1627 г. Здесь как ориентиры названы «Думчий курган » у Донца, «Болотова могила » на Мечи, Змиево и длинный ряд других городищ, «человек камен» на речке Терновке, две «девки камены» на реке Самаре и т. д. Помимо городищ и курганов, ориентирами служили, таким образом, и типичные для причерноморских степей надмогильные изваяния - «каменные бабы ».

Четвертый вид археологических памятников называет одна из грамот XVII в. Здесь как граница ясачных угодий указан «Писаный камень на р. Вишере » - наскальные изображения эпохи бронзы и раннего железа, впоследствии изученные археологами.

Люди древней Руси не только замечали археологические памятники, но и пытались узнать, каково их происхождение, хотели найти им объяснение. Наиболее просто решался вопрос о курганах и городищах. Обычай сооружать курганы над погребениями во многих районах Руси удержался до очень позднего времени. Столь же хорошо были знакомы людям древней Руси укрепления на мысах берегов рек и на отдельных холмах. Поэтому всем было ясно, что курганы, о которых никто не может сказать, когда они были насыпаны, или городища, где на памяти стариков уже никто не жил, - это древние могилы и поселения. Оставалось только решить, кто же похоронен в этих курганах, кто построил городища. Сложнее было объяснить происхождение таких памятников, как наскальные изображения или кости мамонта. Поражали также особенно большие курганы или огромные по протяжению валы под Киевом - следы древней жизни, превосходившие по своим размерам сооружения средневековой Руси. Появление таких загадочных памятников объясняли вмешательством великанов или нечистой силы. Так возникло множество легенд о происхождении городищ, курганов и других археологических памятников.

В народе эти легенды дожили до XIX и XX вв. и попали в записи фольклористов. Нередко мы можем проследить корни таких легенд до глубокой древности. Широко распространены рассказы о великанах - «волотах» . На Украине волотам приписывали, в частности, кости мамонта, находимые в оврагах и при рытье колодцев. Насколько древни эти представления, показывает грамота 1684 г., где говорится о находке костей волота в Воронежском крае. Отсюда же названия «Волотова могила», «Волотово городище», встречающиеся в «Книге Большому Чертежу», западнорусское наименование курганов - «волотовки», известное по грамотам XVI-XVII вв.

В XIX в. были записаны разные варианты легенды о происхождении упомянутых летописью «Змиевых валов» на Украине. В легендах рассказывалось, что валы - это отвал борозды, проведенной плугом, в который запряг грозившего Киеву страшного дракона-Змия киевский богатырь Кирило Кожемяка. В летописи мы тоже находим рассказ о молодом кожевнике («кожемяка»), обладавшем чудовищной силой. Показывая свою силу князю, он голой рукой вырвал клок мяса у разъяренного быка, а в решающей схватке победил страшного печенежина и этим спас Киев от набега кочевников.

Фото: Каменный лабиринт («Вавилон») близ Кандалакши (по Н. Н. Гуриной)

Наконец, от конца XVI в. до нас дошла специальная запись легенды о происхождении характернейших для русского Севера археологических памятников - каменных выкладок в виде лабиринта, относящихся, как недавно выяснено, к началу I тысячелетия до н. э.

В 1592 г. два видных русских дипломата Григорий Борисович Васильчиков и князь Семен Григорьевич Звенигородский были досланы в Колу для переговоров с послами Христиана IV о русско-датской границе в Лапландии. Выясняя, где шла древняя межа русских и норвежских владений, наши послы записали легенду о карельском богатыре Валите или Варенте , служившем Новгороду Великому и победившем «норвежских немцев»: «А в Варенге, на побоище немецком, где Варенской летней погост, (Валит,- А. Ф.) на славу свою принесши с берегу своими руками, положил камень, в вышину от земли есть и ныне больше косые сажени, а около него подале выкладено каменьем как бы городовой оклад в 12 стен, а назван был у него тот оклад Вавилоном. А в Коле, где ныне острог, обложено было у него каменьем в 12 стен тем же обычаем, и тот камень, что в Варенге, и посейчас словет Валитов камень, а что было в Коле развалено, как острог делали». Может быть, имя Валит - только вариант слова «волот», как думал академик А. Н. Веселовский, но может быть, эта легенда сложена о реально существовавшем лице. По новгородским летописям XIV в. мы знаем о двух воеводах по имени Валит.

Итак, бытующие еще и сейчас легенды о том, что на городищах жили богатыри, что богатырь похоронен в том или ином кургане, существовали еще в древней Руси. Люди древней Руси думали, что поражавшие их своими размерами древние укрепления и курганы - дело рук великанов и богатырей.

Очень часто в деревнях можно услышать легенды о кладах, зарытых разбойниками на городище или в курганах. Это тоже древние легенды. В XVII в. во многих местах Средней России возникла эпидемия кладоискательства. «Сыскные дела» - акты, составленные властями, посланными проверить слухи о находке клада, содержат сведения о десятках грабительских раскопок в курганах и на городищах Курской, Воронежской, Мценской округи. В этих актах часто приводится легенда о разбойнике Кудеяре и говорится, что кладоискатели хотели сыскать «Кудеярову поклажу».

Третий вид легенд об археологических памятниках связывает их с определенными историческими лицами или событиями. Если в XVI в. сооружение северных лабиринтов приписывали Валиту, то в XIX в. в народе считали, что лабиринты сложены Петром I или Пугачевым. Жители Малоярославца не сомневаются, что славянское городище XIV в. в черте города осталось от войны 1812 года. С разными событиями в истории России связано происхождение названий курганов - «шведские могилы» на Украине, «французские могилки» и т. д. Это явление свойственно не только русским. Казахи все древние погребальные сооружения в степи называют «Калмак-мола» - калмыцкие могилы, относя их к «годам великого бедствия» - началу XVIII в., времени войны с калмыками.

Но если большинство таких легенд просто переносит на древние памятники более свежие исторические воспоминания, то отдельные легенды, возможно, сохраняют зерно исторической правды. В «Повести временных лет » под 945 г. говорится о кургане над могилой Игоря: «Есть могила его у Искоростеня града в деревах и до сего дне». Через 750 лет, в 1710 г. жители Коростеня показывали В. Н. Татищеву курган, считавшийся могилой Игоря.

Легендарному князю Черному приписывало население Чернигова большой курган на окраине города. И раскопки показали, что это, бесспорно, не рядовое, а княжеское погребение.

Фото: Крест XIV-XV вв., выбитый поверх неолитических наскальных изображений в урочище Бесовнос в Карелии (по В. И. Равдоникасу)

Наконец, некоторые памятники прошлого вызывали в народе суеверный страх и считались связанными с нечистой силой. В районе неолитических наскальных изображений Карелии до недавнего времени сохранялась
легенда о бесе и бесихе, восходящая, несомненно, к глубокой древности. «Этот бес и нарисован на скалах «Бесова носа»», - говорили местные жители. Раньше это убеждение было, конечно, еще прочнее. Недаром, в XIV или XV в. монахи Муромского монастыря выбили поверх изображения «беса» крест и монограмму Христа (см. рис.).

Итак, люди древней Руси проявляли немалое любопытство к курганам, городищам, наскальным изображениям и другим археологическим памятникам и пытались их осмыслить. В этом осмыслении много наивного, но в нем есть и крупицы истины. Так, и городища, и курганы народ считал следами далекого прошлого. В городищах древнерусские люди всегда видели укрепления. Когда в начале XIX в. З. Ходаковский начал научное исследование городищ, он считал их местами культа. Народная молва оказалась, как мы теперь знаем, более верной, чем мнение одного из основоположников археологии в России.

Если упоминания археологических памятников мы находим еще в документах эпохи Киевской Руси, то в XVI-XVII вв. интерес к этим памятникам стал более явным и активным. В связи с этим об остатках древностей стало известно гораздо больше, чем раньше. Прежде всего делались попытки извлечь из них какую-либо практическую пользу. Как мы уже говорили, от XVII в. до нас дошло множество сведений о грабительских раскопках на курганах и городищах.

Эти грабительские раскопки испортили немало археологических памятников, но как бы нам не были неприятны кладоискатели былых веков, надо отметить, что их раскопки дали самые первые, примитивные представления о том, что содержится в городищах и курганах.

Когда землянский воевода обследовал в 1664 г. что за раскопки ведет поп Киприан на Кудеяровом городке на р. Ведуге, он дал одно из самых ранних описаний городища: «В прошлом де, в давних годах, был не то вор и разбойник Кудояр с товарищи, со многими людьми, и воровски де он большую казну собрав, стоял городком в степи… В степи промеже двух гор лог насыпан землею, а длина той насыпи 85 сажен, поперек 12, а инде и 10 сажен, а сыпана в тот лог земля слоями - глина красная и серая и чернозем под глиною». Воевода, как нетрудно сообразить, наблюдал разрез вала городища.

Находки вещей из драгоценных металлов в курганах и городищах Средней России столь редки, что в этом районе кладоискательство не получило большого размаха. Зато в Сибири, где в могилы эпохи раннего железа и тюркского времени золотые предметы клали достаточно часто, кладоискательство уже с XVII в. распространяется чрезвычайно широко. В XVII-XVIII вв. целые артели «бугровщиков», объединявшие до 300 человек, все летние месяцы раскапывали курганы. Кое-где кладоискательство стало даже профессией. При таких масштабах работ сибирские бугровщики имели возможность сделать больше археологических наблюдений, чем их курские и воронежские коллеги. По словам Г. Миллера, бугровщики начала XVIII в. уже знали, в каких типах могильных сооружений золото встречается, а в каких нет. Именно поэтому погребальные памятники первобытной эпохи сохранились в Сибири гораздо лучше, чем курганы и могильники эпохи железа. Кладоискатели знали, в каких районах больше богатых курганов, в каких курганах находятся лиственничные срубы, а в каких-каменные сооружения, где в могилах лежат драгоценные вещи, и т. д. У бугровщиков была своя классификация типов могильных сооружений. Они различали «чудские» и «калмыцкие» могилы, «сланцы» и «курганы».

Таким образом, народная наблюдательность позволила заметить ряд деталей чисто археологического характера. Это в какой-то мере подготовило исследовательский подход к памятникам в XVIII в. Все ученые XVIII и начала XIX в., писавшие о сибирских курганах, ссылаются на сведения, полученные от бугровщиков.

Если поисками кладов в курганах занимались на свой страх и риск отдельные люди, то в государственном масштабе городища и курганы начали раскапываться с другой целью - из культурного слоя городищ и из курганной земли добывали селитру . В связи с этим в 1630 г. приказу Казанского дворца был дан государев указ отыскать в Тобольском, Томском и других сибирских уездах места «старых городищ и селищ». Земля из курганов, как показывают источники XVII в., также широко использовалась для этих целей.

Практический интерес вызывал и еще один вид археологических памятников - остатки горных разработок эпохи бронзы и раннего железа на медных, оловянных и золотых месторождениях Урала и Сибири. По словам ученых XVIII в., едва ли не все русские металлургические заводы ставились на месторождениях, отысканных по следам «чудских копей» . Первые известия о таком интересе к «чудским копям» относятся еще к XVII в. Так, в отчете сына боярского Григория Лоншакова и казачьего десятника Филиппа Яковлева о поисках руд в верховьях реки Аргуни говорится: «И те старые копи, где у них закладено хрящем и каменьем, все вычистили и выломали… и объявилось старой копи круглая яма в горе, в камени, в вышину полторы сажени, в ширину в сажень печатную… Да у той старой копи, выше и ниже но Тузячке речке, плавилен с двадцать. А какие де люди прежь сего в том месте руду брали и плавили и про то мы Григорей и Филип с товарищи доведатца не могли».

Итак, по крайней мере шесть видов археологических памятников - курганы, городища, наскальные изображения, каменные бабы, лабиринты и древние горные разработки - были известны в древней Руси. Незамеченными оставались стоянки, селища - памятники, не имеющие признаков на поверхности.

Но два вида находок на стоянках привлекали внимание. Это - каменные наконечники стрел неолитической эпохи и кости мамонта. Как и по всему Старому Свету, кремневые наконечники назывались на Руси «громовыми стрелами». Согласно повериям, записанным во многих местах в XIX в. «громовые стрелы» в народе считали результатом удара молнии в землю и пользовались ими как целебным средством, амулетами, оберегами. Эти представления существовали уже в древней Руси.

О «громовых стрелах» упоминают письменные источники - «Кормчая книга», «Домострой», «Луцидариус». В культурном слое XIV в. в Новгороде Великом найден амулет-наконечник неолитического копья в медной оправе с изображением процветшего креста. Находки «громовых стрел» зафиксированы в двух вятических погребениях и во Владимирских курганах.

Фото: Неолитический наконечник копья из культурного слоя Новгорода Великого, использованный как амулет в XIV в. (по М.В. Седовой).

Интерес к костям мамонта носил другой характер. С. Н. Замятнин опубликовал грамоту 1684 г., вызванную сообщением о находке гигантских костей в Воронежском крае . Находчик думал, что это ноги «волота». В царском указе курскому воеводе предписывалось «ноги откопать, а откопав, кости измерить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и написать на роспись и на чертеже начертить». С. Н. Замятнин называет эту грамоту первой русской инструкцией для раскопок. Может быть, это и слишком, но интерес ее бесспорен. Перед нами свидетельство бескорыстного любопытства к памятникам далекого прошлого. Это уже не интерес к кладу, к сокровищу, а зачатки научной любознательности.

Наконец, самые интересные сведения об археологических памятниках, дошедшие до нас от древней Руси, связаны с теми же северными лабиринтами . В конце XVI - начале XVII в. в долгом споре с Данией русская дипломатия отстаивала права России на «Лопскую землю». И вот в 1603 г. русские посланники И. С. Ржевский и С. В. Годунов впервые в истории России привлекли археологические памятники на службу политике. В грамоте, поданной датским послам С. В. Годуновым, говорилось: «И Лопская земля вся изстари к нашей отчине, к Новгородцкой земле, а взял ее войною нашие отчины Новгородцкого пригорода корелской державец именем Валит, тож и Варент, а руское имя его Василей, которого и ныне есть в тех местех на Мурманском море в его имя городище Валитово и иные признаки, как вам о том подлинно объявлено». Здесь имеется в виду приведенный выше рассказ о лабиринтах. Так, еще 350 лет назад, русская дипломатия осознала политическое значение археологии.

Таким образом, к XVIII в. русское общество пришло с определенным интересом к остаткам старины. Были известны самые разные памятники древности. Делались попытки так или иначе осмыслить их и использовать в практических целях. Было известно, что найти древности можно путем раскопок в земле. Такие раскопки уже производились, и не только с кладоискательскими целями. В 1420 г. во Пскове в период мора посадники и горожане, желая прекратить мор, хотели найти древнейшую в городе церковь Власия. Для этого был куплен «двор Артемьев», снесены постройки, после чего, проведя раскопки, горожане «обретоша престол». Мы видим, что интерес к древностям на Руси был многогранен.

Но от всего этого до подлинной науки было еще далеко. Происхождение многих археологических находок не было понято. Это касается не только кремневых орудий и костей мамонта, но даже, как ни странно, предметов, обычных для самой древней Руси. Так, в Ипатьевской летописи рассказывается, что когда в Ладоге бывает «туча велика и находять дети наши глазкы стекляный и малый и великыи, провертаны, а другые подле Волхова беруть, еже выполоскываеть вода, от них же взях боле ста». Совершенно ясно, что речь идет о стеклянных бусах, вымывавшихся дождем из культурного слоя Ладоги . Но летописец, как видно из следующего затем текста, думал, что «глазкы стекляныи» выпадают, как град, из «тучи великой».

Происхождение других археологических памятников было понято правильно, но научная ценность их совершенно не осознавалась. В 1626 г. под Путивлем в кургане были найдены золотые и серебряные вещи, видимо, I тысячелетия н. э. Находчик переплавил их и передал золото и серебро «на церковное строение».

Голландский путешественник Николай Витсен рассказывает о двух находках в Сибири. В 1688 г. в обрыве реки при устье Иртыша боярин Федор Головин нашел разрушенную могилу с серебрянными ветлами. Среди них был сосуд с изображениями. «Боярин велел его вызолотить по причине редкости работы и места, где он его нашел».

Еще печальнее была судьба находок под Тобольском: «Господин Салтыков из такого найденного в могилах серебра велел сделать себе саблю на память об этом замечательном обстоятельстве». Таково отношение людей XVII в. к находкам древностей - ими интересуются, но научная ценность и необходимость сохранять эти вещи неприкосновенными еще не поняты. «Русские не любят древностей», - обобщает свои наблюдения Витсен.

Правда, в XVII в. уже существует Оружейная палата, где сохраняются более века многие памятники прошлого. А. В. Арциховский называет поэтому Оружейную палату первым русским музеем и отводит ей видное место в истории русской археологии. Но здесь мы, безусловно, имеем дело с явлением совершенно иного порядка. Сохраняется золотая и серебряная посуда, ценное оружие, одежды, принадлежавшие известным деятелям Московского царства. Бесспорно, этими вещами дорожат, оберегают их, но это совсем не то, что предметы, извлеченные из земли. Это вещи конкретных людей, известных хотя бы по рассказам, сохраняемые потомками. До сбережения памятников древности, найденных в земле, оставленных неведомыми народами, отсюда еще очень далеко; не говорим уже о специальном собирании таких памятников.

Первые сведения о коллекциях древних вещей из курганов относятся только к началу XVIII в. В дневнике путешествия по Сибири в 20-х годах XVIII в. Д. Г. Мессершмидт отметил несколько таких частных коллекций. Возможно, что некоторые из них появились независимо от указов Петра о собирании древностей, еще в конце XVII в. Но даже это не меняет картину в целом.

XVII век еще спокойно смотрел на разграбление тысяч курганов и уничтожение городищ для добычи селитры. Проблему регистрации и охраны археологических памятников поднял только XVIII век.

Использованная литература:

1 Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением разных грамот. Киев, 1826, прибавление, стр. 4.
2 Древности, изданные временной комиссией для разбора древних актов. Киев, 1846. R раскопках кургана Перепет принимал участие Т. Г. Шевченко. См. I. О. Iванцов. Шевченко i археологiя. Сб. «Памяти Т. Г. Шевченка». Изд. Академии наук УССР. Киев, 1939, стр. 570-572.
3 ПСРЛ, т. I, стр. 94, 97. 139: т. II. стр. 96 и др.
4 Книга Большому Чертежу. М.-Л., 1950, стр. 62, 64. 65, 70, 71, 74. 78 ит. д.
5 В. Берх. Путешествие в города Чердынь и Соликамск для изыскания исторических древностей. СПб., 1821. стр. 142.
6 В. Ф. Генинг. Наскалъпые изображения Писаного камня па р. Вишере. CA, XXI, 1954, стр. 259-278.
7 А. Н. Веселовский. Русские и вильтины в саге о Тидрике Бернском (Веронском). «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук»,т. XI, кн. 3. СПб.,1906, стр. 15-18.
8 С. Н. 3амятнин. Первая русская инструкция для раскопок. CA, XIII, 1950, стр. 288.
9 А. Н. Веселовский. Указ. соч., стр. 15-18.
10 В.Антонович. Змиевы валы в пределах Киевской земли. «Киевская старина», 1884, № 3. Киев, стр. 361, 362.
11 ПСРЛ, т. IX, стр. 65, 66.
12 H. Н. Турина. Каменные лабиринты Беломорья. СА, X, 1948; ее же. О датировке каменных лабиринтов Белого и Баренцова морей. МИА, № 39, 1953.
13 H. М. Карамзин. История Государства Российского, т. XI. СПб., 1824, примечания, стр. 20.
14 А. Н. Веселовский. Указ. соч., стр. 15-18.
15 А. И. Попов. Валит. «Советское финноугроведение», т. V. Петрозаводск, 1949, стр. 132-138.
16 См., например, И. Ларионов. Легенды озера Чудского, преданья Псковской старины. Псков, 1956, стр. 35.
17 Многочисленные записи преданий о кладах в курганах см.. В. И. Гошкевич. Клады и древности Херсонской губернии. Херсон, 1903, стр. 6-66; Чудские памятники и предания о панах. «Памятная книжка Олонецкой губернии на 1867 г.», отдел III, стр. 113-130.
18 Н. Я. Новомбергский. Клады и кладопскательство в Московской Руси XVII столетия. ЖМНП, 1917, № 2.
19 H. Н. Турин а. Каменные лабиринты…, стр. 130.
20 ПСРЛ, т. 1. стр. 23.
21 В. Н. Татищев. История Российская с самых древнейших времен. М., 1773, стр. 389.
22 Б. А. Рыбаков. Древности Чернигова. МИА, № 11. 1949, стр. 52.
23 Чудские памятники и предания о панах, стр. 108.
24 В. И. Равдоникас. Наскальные изображения Онежского озера. М.- Л., 1936, стр. 31.
25 Й. Я. Новомбергский. Указ. соч., стр. 173, 174.
26 П. П. Пекарский. Известие времен царя Алексея Михайловича о золотых и серебряных вещах и посуде, попадавшихся в татарских могилах в Сибири. «Известия Археологического общества», т. V. СПб., 1865, стр. 38.
27 В. В. Радлов. Сибирские древности. МАР, № 15, 1894, стр. 113.
28 Г. И. Спасский. Древности Сибири. «Сибирский вестник» ч. 2. СПб., 1818.
29 Н. Н. Оглоблин. «Сыскные дела» о кладах в XVII веке. «Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца», кн. VII. Киев, 1893, стр. 119.
39 А. А. Спицын. Майданы. ЗОРСА, т. VIII, вып. 1. СПб., 1906, стр. 1-4.
31 См., например, «Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1768 и 1769 гг.», ч. II. СПб., 1772, стр. 97, 98.
32 Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией, т. X. М., 1867, стр. 328, 329.
33 Н. Ф. Высоцкий. Очерки нашей народной медицины. «Записки Московского Археологического института», т. XI, 1911, стр. 148; А. С. Уваров. Археология России. Каменный период, т. I. М., 1881, стр. 9-16.
34 М. В. Седова. Амулет из древнего Новгорода. СА, 1957, № 4, стр. 166, 167.
35 С. Н. Замятнин. Первая русская инструкция для раскопок, стр. 288.
36 Русские акты Копенгагенского Государственного архива, извлеченные Ю. Н. Щербачевым. «Русская Историческая Библиотека», т. XVI. СПб., 1897, стр. 383. В грамоте, поданной С. В. Годуновым, как видно из ее контекста, вторично говорится об «археологических» обоснованиях русских прав на Кольский полуостров. В первый раз об этом говорилось, очевидно, в грамоте, поданной И. С. Ржевским, из которой заимствована приведенная выше цитата о Валите. Единственное упоминание этой грамоты с публикацией отрывка из нее мы находим, у Карамзина (Указ. соч., стр. 43 44), не знавшего зато о второй грамоте.
40 Цитирую по В. В. Радлову. Сибирские древности. МАР, № 3, 1888, стр. 4. .
41 В. В. Радлов. Сибирские древности. МАР, №15, стр. 129. 43 А. В. Арциховский. Археология. В кн. «Очерки по истории исторической науки в СССР», ч. I. М., 1955, стр. 523, 524.
43 В. В. Радлов. Сибирские древности. МАР, № 3, 1888, стр. 10. 11.

Глава из книги А.А. Формозова «Очерки по истории русской археологии»

6 895

Поэтический, образный диалог с окружающим миром — яркая черта русского характера. При таком восприятии мир полон красок, полнозвучен, объемен. В XVII веке это живое образное сознание существовало в ареоле сказок, легенд, былин, сказаний, которые мощно его питали, поддерживая в нем древние пласты. Своей поэзией этот коренной фольклор преобразовывал быт, наполненный каждодневными делами.

XVII столетие — рубеж, когда можно говорить о тысячелетней русской истории, если включить в нее восточных славян, от которых, собственно, и произошли русские. Славянские племена пришли в Восточную Европу примерно в VI веке нашей эры из Западной Европы, неся в себе мощный жизненный потенциал. Впереди у них — яркая и суровая история создания государства и превращения его в могучую империю.

Восточные славяне жили еще родами, в полной гармонии с окружавшим их живым и одушевленным для них миром природы. Поклонялись языческим богам, от воли которых, как считалось, зависел установленный на Земле порядок, почитали души предков, будучи уверенными, что души эти влияют на их жизнь. В X веке на языческое сознание наложилось христианство, к тому времени просуществовавшее в мире практически уже 1000 лет.

Христианство открыло человечеству принципиально новую дорогу. Взамен языческой картины мира, где человек был слепой игрушкой судьбы и воли богов, предлагалась иная. Христианство учило: жизнь вечна, и от того, как человек проведет свой временный, земной, срок, зависит его будущая жизнь — вечная. То был шаг к самоосознанию личности, человек наделялся свободой воли и, делая тот или иной выбор, нес ответственность за свою посмертную судьбу.

Решение принять на Руси христианство — оно было продиктовано в первую очередь государственными интересами — принадлежало князю и его советникам. Однако народное сознание явно не поспевало за государственными интересами. На русской равнине христианство приживалось трудно, в «глубинке» еще долго сохранялся родовой порядок, а языческий пласт так и не был вытеснен новой религией. Постепенно они срослись в некое образование, существовавшее в ареоле суеверий и примет, хранивших в себе богатейший опыт долгого пребывания человека в единстве с природным космосом. Церковь потратила немало усилий, чтобы изжить их, но они сохранились вплоть до наших дней.

Более чем два столетия прошли затем для Руси под игом Золотой Орды, став великим испытанием для русского характера. Наиболее пагубным было состояние раздвоенного сознания: на одном полюсе — православная духовность, на другом — жестокий земной владыка в Орде, диктующий свою волю и на которого поневоле ориентировались его русские подданные. Потом были годы кровавых экспериментов грозного царя и великая смута, снова подвергшие Русь жесточайшим испытаниям.

Между тем в те же столетия Европа сделала громадный шаг на пути познания человеком мироздания и своего места в нем. Период Ренессанса, давшего мощный импульс научному прогрессу, породил идеи нового времени, еще более раскрепостившие человека. Научные открытия, которыми богато то время, подвели человечество к величайшей утопии, утверждавшей, что сам человек способен построить на Земле новый Золотой век. Идеи эпохи Просвещения — это и есть поиски конкретных путей к заветной цели.

Русский человек XVII века, московит, православный христианин, живет вне этих эволюционных достижений. Уже забыты языческие боги, позади годы постыдной зависимости от Золотой Орды, стираются из памяти кровавые следы правления Ивана Грозного и потрясения Смутного времени. А на пороге — уже новая ломка представлений о мире и месте в нем человека: впереди петровские перестройки и наследовавшие им просвещенческие реформы, плодами которых — и добрыми, и недобрыми — живем мы еще и сегодня.

XVII столетие — одна из своеобразных точек равновесия в русской истории: тяжелые испытания остались в прошлом, новое еще только грядет. Позже многие исследователи будут убеждены, что в следующем, XVIII, веке Россия изменила своему исконному пути. Но век XVII — еще очень русский век.

КАКИМ ЖЕ БЫЛ СОВРЕМЕННИК ТОГО «ОЧЕНЬ РУССКОГО» ВРЕМЕНИ?

Исчерпывающий ответ на этот вопрос потребовал бы фундаментального исследования. В данной статье предлагается достаточно схематичный и, вероятно, полемичный подход к этой проблеме.

Со стороны всегда виднее. Поэтому наиболее интересны свидетельства иностранных гостей, побывавших на Руси в ту пору. «Мужчины вообще рослы, сильны и привычны ко всем трудам и переменам воздушным». «Москвитяне среднего роста, плечисты и весьма сильны, у них голубые глаза, длинные бороды, короткие ноги, длинные туловища…» «По своей фигуре это большей частью крупные, полные люди с рослым телом и широкими плечами… Лица у них крупные, сверху и внизу имеют сильную растительность, которую отпускают с юности…»

Что же касается женщин, то «таковые с лица столь прекрасны, что превосходят многие нации». Однако «они не удовлетворяются естественной красотой, и каждый день они красятся; и эта привычка обратилась у них в добродетель и обязанность. Они стройны телом и высоки». О том, что у русских женщин «во всеобщем употреблении притиранья и румяна», писали многие иностранцы, порою наивно полагая, что это делается, «дабы скрыть природные недостатки.

На Руси не считается за бесчестие белиться и румяниться, напротив, мужья охотно делают издержки на сию прихоть жен своих».

Одежда россиян настолько отличалась от европейского платья, что чужеземные гости непременно обращали на нее внимание. В длинных, свисавших до икр кафтанах и рубахах, которые своим покроем и расцветкой вызывали у европейцев ассоциации с Востоком, преобладала сверкающая жизнерадостная палитра, «горячие» краски с золотом и серебром: «кафтан бархатной красной, мех соболий пластинчатой», «кафтан камчатой василковой, подпушен тафтою желтою, подложен кумачом, с серебреными частыми пуговицами», «кафтан объяринной жаркой, травки золотные, круживо немецкое з городами, золото с серебром, подпушен тафтою жолтою стучатою, подложен кумачом».

«Летом, в жару, знатные вельможи на торжественных приемах и выходах парились в собольих шубах, поверх парчовых кафтанов, атласных терликов и в дорогих «горлатных» шапках», купцы — в «парчовых одеждах и шапках из черно-бурых лисиц». «На шее московиты не носят ни ворота, ни платка, но по своему достатку, прядь жемчуга или зимой прекрасный соболь…» На ногах красовались сапоги, доходившие до икр, подбитые железными подковками. Народ же носил лапти, плетеные из лыка.

Объемные одежды скрывали фигуру, словно бы заключали в замкнутую оболочку носившего их человека, придавая ему важный, степенный вид. Но яркие насыщенные цвета делали эту чопорную одежду пышной и нарядной.

В женском наряде, таком же статичном и солидном и тоже из ярких тканей, была особенность. Г. М. Айрман, побывавший в Москве в 1669 году в составе шведского посольства, пишет, что русские женщины «по своему обычаю, сверх меры богато украшают себя жемчугом и драгоценностями, которые у них постоянно свисают с ушей на золотых колечках; так же и на пальцах носят драгоценные перстни». В девичьи косы вплетали жемчуг и золото, а «на конец… кисть из золотых или шелковых нитей или переплетенную жемчугом, золотом и серебром…»

Подобный обычай существовал не только у знатных женщин «с достатком». Иностранцы отмечали, что «разных драгоценностей у москвитян много — жемчугу, смарагдов, бирюзы, сапфиров… мелкие граненые рубины до того дешевы, что продаются на фунты…»

Говоря об одеяниях, невозможно не упомянуть особую бережливость наших предков. «Всегда, што делают, в ветшаном платье, а как пред государем (хозяином дома. — Р. Б.) и при людех, в чистом повседневном платейце, а в праздники и при добрых людех или с государем или с государынею где быти: ино в лучшем платье» — наставлял «Домострой» — кодекс поведения русского православного христианина. Составленный в XVI веке «Домострой» не утратил своего значения и в следующем. Мода, которая нынче обновляет гардеробы много скорее, чем изнашиваются одежды, тогда оставалась одним из мерил стабильности мира. Известно, что даже в царских домах в завещаниях фигурировали довольно поношенные шубы. Принять в подарок кафтан «с плеча», или попросту из гардероба господина, было весьма почетно.

Не забыл «Домострой» и о таких деталях, как «всякое платье кроити и остатки и обрезки беречи», они «ко всему пригождаются в домовитом деле». Детскую одежду следовало кроить, загибая «вершка по два и по три на подоле и по краям, и по швам, и по рукавам» — на вырост.

Замкнутость и красочность — характерные особенности русского двора той поры. Дворы зажиточных людей обнесены глухими заборами, за которыми скрывались от любопытных глаз жилые хоромы (с улицы виднелись только их верхи) и множество хозяйственных строений. Двор делился на передний и задний. В хозяйстве были сады, огороды и даже рыбные пруды.

Живописные виды, открывающаяся перспектива далей и водной глади не привлекали внимания средневекового русского человека — это появится столетие спустя. А пока, не обособившись еще от природы, он и не противопоставляет ей свой вкус и волю, не эстетизирует ее, услаждая свои чувства. Пруды возникают, когда запруживают реки, строя мельницы, в прудах разводят рыбу. Ее в те времена было множество, она ценилась, так что сооружали и специальные рыбные пруды.

И все же шаг навстречу эстетическому восприятию природы сделан уже в XVII столетии. В 1668 году голландский путешественник Й. Й. Стрюйс напишет: «Недавно вошли в моду цветы. Прежде смотрели на них как на пустяки и говорили о разведении их, как о смешной забаве, но с некоторых пор нет дворянина, у кого бы не росла большая часть цветов, свойственных климату Европы».

Двор и хоромы сооружали, как правило, просто, без затей. Так было практичнее: постоянные пожары, разгулявшись, «пожирали» все на своем пути. В то время их даже не тушили. Сбегавшиеся по тревожному набату люди спешили уберечь от огня стоявшие рядом постройки и с невероятной скоростью разбирали их по бревнам. Но и ставили новые дома с отменной скоростью. Похоже, ни один иностранный гость столицы не обошел вниманием умение русских мгновенно заново обстраивать погорелые места. Почти все они сообщают о московских «лесных рынках», на которых дома или отдельные их части можно было приобрести готовыми. Нынешняя Лесная улица у Белорусского вокзала как раз напоминает о подобном рынке.

По традиции хоромы ставили посреди переднего двора. Когда стали появляться каменные жилые палаты, их уже нередко выдвигали к улице. В богатых хоромах (правда, далеко не во всех) верх делали нарядным — в виде, например, «куба» или «бочки». Но чаще всего дома завершали практичные крутые скатные кровли: они были не дороги, по ним хорошо стекал дождь, меньше задерживался снег, а пространство под крышей служило для хозяйственных нужд. Но совершенно обязательно должны были быть украшены главные вехи на пути к дому — передние ворота и переднее крыльцо.

Вступив в хоромы, посетитель оказывался в передних сенях; если он приходил с визитом,

Москва. XVII век. Палаты боярина В. В. Голицына в Охотном ряду, где теперь гостиница «Москва» (рисунок Д. Сухова).

то следовал в переднюю (приемную), куда к нему выходил хозяин. В глубины же дома путь посторонним был заказан. И вовсе никому не доступной оставалась «женская половина», расположенная в недрах хором. В небогатых домах, конечно же, все было проще.

Русские всегда отличались гостеприимством. Никакой праздник не мог обойтись без обильного стола. Для трапез, на которые прибывали многочисленные гости, в XVII веке (как, впрочем, и прежде) сооружали специальную хоромину, в которую можно было попасть из тех же передних сеней, не заходя в жилую часть. В обычные дни еда полагалась «с воздержанием», «в подобно время», освященная молитвой. Зато праздничные обеды затягивались на несколько часов, а подаваемые блюда исчислялись десятками. При этом «кушанья ставят на стол не все вместе, а сперва едят одно, потом другое, третье, до последнего; между тем принесенные блюда держат в руках».

За царским столом могли быть и сотни перемен. Царский торжественный обед отличался степенностью и дворцовым церемониалом: царь «рассылал» гостям хлеб, кубки и угощения. В других же случаях:

Как будет пир на веселие, и
все на пиру гости пьяны, веселы,
и седя все похваляются…
(«Повесть о горе-злосчастии»).

Праздники, видимо, заканчивались шумно и буйно — недаром все тот же «Домострой» осуждает не только «объядение» и «пиянство», но и «песни бесовские, плясание, скакание, гудение, бубны, трубы…». Впрочем, этот вид развлечений подразумевал, надо думать, в первую очередь скоморошеские «игрища».

Боярин или богатый дворянин могли только наблюдать такое веселье. Процитируем очевидца: «Никакой музыки (инструментальной, как на Западе. — Р. Б.)… не бывает; над танцующими смеются, считая неприличным плясать уважаемому человеку. Зато есть у них так называемые шуты, которые тешат их русскими плясками, кривляясь, как скоморохи на канате, и с песнями, большею частию весьма бесстыдными». Порою звучат гусли. Но бывало и так: хорошо одетые дворовые женщины, стоя у дверей, забавляют гостей шутками, сказками с прибаутками.

Западный современник у себя дома уже во всю наслаждался плодами барочной культуры, удовлетворявшей эмоциональные запросы человека. Тем необычнее иностранцу представлялись и небольшие русские помещения, и маленькие, как правило, «лежачие» окна, и неподвижные лавки по стенам, на которых нередко и спали. Столь же неожиданным казалось почти полное отсутствие мебели: стол, переносные лавки да поставец для посуды. Производила впечатление большая печь, без которой невозможно обойтись в холодные русские зимы. В знатных домах печи отделывались изразцами. Порою печь в любые морозы — это еще и общее для всей семьи спальное место.

Убранство русских хором тоже представлялось чужеземцу каким-то особенным. В зажиточных домах полы, стены, двери, лавки, подоконники — все обито или покрыто сукнами и камками, в знатных домах много ковров.

Для пола, стен, дверей, лавок чаще всего использовали красный цвет — любимый на Руси цвет жизни, Солнца, огня. Оттенков красного было множество. После красного наиболее любимый — зеленый, потом уже всякие другие. Это подтверждают сохранившиеся описи имущества зажиточных людей, где значатся парчи, сукна, камки, а цвета: красные, алые, лазоревые, жаркие (оранжевые), васильковые, зеленые… «По камкам травы золотные». Тканевые завесы, подвешенные на кольцах, служили условными перегородками или же прикрывали окна и редкие по тому времени зеркала. Их украшали нарядными каймами и опушками из золота, серебра, кружев. Тканевая фактура «смягчала» формы, а их яркие цвета делали комнаты нарядными и жизнерадостными. Конечно, такое убранство можно было встретить лишь в состоятельных домах.

Сверкающее красками убранство жилища и насыщенный цвет костюма — проявление ярко выраженного эмоционального и жизнерадостного восприятия мира. И не есть ли это свидетельство того, что дохристианское прошлое еще мощно дает о себе знать? Ведь христианская вера требовала сосредоточенности и сдержанности во всем. Не исключено, что корни русского богатого интерьера со множеством тканей и ковров надо искать в Золотой Орде.

А вот маскирующий фигуру костюм или замкнутый двор с недоступными для посторонних хоромами — следствие христианской картины мира. Это раньше, в дохристианские времена, человек мыслил себя в единстве с природой, а потому от нее не отгораживался, наоборот, остро осознавал свою неразрывную с ней связь. Теперь же он должен был сторониться греховной земной жизни, оберегать душу от соблазнов дьявола. (Хотя и здесь все не так однозначно: не исключено, что и в данном случае сказывались вынужденные долгие контакты с Золотой Ордой.)

Христианскому миру свойственны каноничность, углубленность в себя и устремленность к Богу. Материализованным «полюсом» этой направленности всегда остается икона — своего рода окно в Горний мир. Через нее обращались к Богу, взывали к небесным силам о помощи и поддержке. Сквозь иконописные образы Христа, Богоматери, святых с их взглядами «из вечности» пролегала невидимая нить, связующая земной и вечный миры. Кстати сказать, иконы в своей композиции тоже строго следовали издавна сложившемуся канону. По «Домострою», иконы надлежало «ставити на стенах, устроив благолепно место со всяким украшением и со светильники».

Так оно и было. «Избы украшаются двумя или тремя неискусно (но это на взгляд чужака. — Р. Б.) нарисованными иконами, на коих изображены святые и пред которыми русские молятся, в особенности пред образом святого Николая, на коего полагают все свои надежды…» Икона была непременной составляющей всех главных помещений хором. Общеизвестно, что, входя в дом, русский человек поначалу осенял себя крестным знамением и лишь затем здоровался с присутствующими. Столь важная роль иконы свидетельствует, сколь существенным для русского сознания был эмоционально-образный диалог с миром духовным.